Гай Орловский - Ее Высочество

Принцесса в ее голубом платье стоит у окна и рассматривает народ внизу. Обернулась в испуге на скрип двери.

– Ох, это вы, глерд Юджин… как вы меня напугали…

– Я хороший пугатель, – согласился я. – Вы еще не слышали, как могу гавкнуть над ухом сзади, когда вы в такой вот задумчивости.

– Глерд?

– Можете называть меня просто Юджином, – сказал я. – Слуг и друзей называют просто по имени. Пусть другие думают, что я ваш слуга, но мы же знаем, что друзья?

Она прощебетала счастливо:

– Да, глерд Юджин! Конечно, друзья! Спасибо…

– Вам спасибо, – сказал я. – Принцесса, обстоятельства изменились. В замке мужчины передрались из-за права смотреть на вашу красоту, масса мертвых и даже совсем убитых везде и даже всюду, так что нам нужно уходить от этого безобразия и всплеска эмоций. У вас не слишком много вещей, надеюсь?.. Ах да, чужое не берем, но и свое не отдадим… Минутку!

Я на цыпочках подбежал к двери, осторожно выглянул. В коридоре уже пусто, но далеко внизу крики, лязг оружия, топот и гневные голоса.

Принцесса так и осталась там у окна, но теперь повернулась и наблюдает за мной огромными детскими глазами.

– Нам нужно убираться из замка, – сказал я. – Хотя в замке переворот, что при всякой демократии превращается в нечто непотребное, но под горячую руку попадать не стоит. На вас виды имели герцог и герцогиня, а теперь могут возжелать главари бандформирований, те сами моментально возникают в дни безвластия…

– Ой, – сказала она в испуге, – они восхотят взять меня замуж?

– Да, – подтвердил я. – Видите, сколько женихов?

Она потрясла головой.

– Не хочу за них замуж! Хотя нас, принцесс, не спрашивают… Но вы, Юджин, не отдавайте меня замуж!

– Не отдам, – пообещал я. – И сам не возьму.

Она округлила глаза.

– Ой… я такая противная?

– Вы замечательная, – заверил я, – но я не должен пользоваться, как говорят, своим положением, хотя и не понимаю, почему это не должен, но на всякий случай не воспользуюсь, как человек якобы глубоко нравственный. Круто я завернул?.. Сам ничего не понял. Принцесса, нам лучше подойти к вон той стене. Она глухая, словно на обеде, но это хорошо, не люблю разговаривающих стен, хотя еще и одной не видел…

Она ничего не поняла, вскинула на меня взгляд чистых детских глаз.

– Но как отсюда уйдем?

– С гордо поднятой головой, – пояснил я, – скрючившись в комочек.

Она слабо пискнула:

– Там на лестнице стража…

– Пусть, – сказал я. – Мы пойдем другим путем, как сказал наш вождь…

– Каким?

Я мягко, но настойчиво тащил ее к стене, а там сказал тихо:

– Прямым, но зигзугами!.. Зажмурьтесь покрепче!.. И не открывайте глазки, пока не скажу. И не пищать!

Она крепко-крепко зажмурилась, набрала в грудь воздуха и сжалась в комок. Я ухватил ее, крепко прижал к груди и, сотворив портал, ломанулся туда, на всякий случай зажимая ей рот ладонью.

Ощущение жуткое, мы оказались в пустоте, нас помчало вниз. Принцесса задергалась в ужасе, но через мгновение я ощутил мягкий удар снизу.

Я чуточку промахнулся, упали не на вершину стога, а на самый край и тут же соскользнули на землю.

Все еще прижимая ее к груди, я шепнул в ее нежно-розовое ухо:

– Тихо!.. Мы уже на свободе. Теперь никакого шума. Нужно уйти с территории замка… Можете открыть глаза. Но не визжать!

Она распахнула огромные глазища. Я взял ее на руки, как делал Фицрой, только сейчас никакого плаща, восхитительное чувство, держать в руках вот такое невинное счастье. Хоть и принцесса, а прильнула ко мне всем девичьим телом, чисто и невинно, потому что я самец, понимает, самец потому и самец, что любой ценой защитит и спасет самочку.

На пару секунд я притаился с нею за стогом, не выпуская из рук, она мелко дрожит и доверчиво прижимается ко мне, теплая и беспомощная, как щенок.

Я перевел дыхание и понес вдоль стены мелкими перебежками, потом присел за кузницей, а когда пробежали взволнованные стражи, так же перебежал за кузницу, затем так же тихонько, рассчитывая, что в замке сейчас остро заняты дележом власти, побежал в сторону леса.

Она прижималась всем телом, я чувствовал ее тепло и нежный зов, еще робкий, инстинктивный, но уже отчетливый, а ее голос прошелестел у меня над ухом:

– Юджин… Почему мне так сладко у вас на руках?.. И когда глерд Фицрой нес, и когда сидела у него на коне, а он прижимал, чтобы я не упала…

– Гм, – ответил я в затруднении. – Мы о вас заботимся, принцесса.

– Я знаю, – ответила она шепотом, – но я говорю о себе… Такое вот сладостное чувство… раньше никогда… а теперь вот в этом месте…