Александр Золотько - Князь Трубецкой

Мы-то не знаем, как пройдет вселение в тело. Пока только одни предположения да гипотезы…

— Я понимаю, — говорил Трубецкой, который тогда еще не был ни Трубецким, ни князем. — В июнь — так в июнь.

— Да-да, — радостно кивал Председатель, потирая крохотные свои ручонки, в жизни не державшие ничего тяжелее ручки с золотым пером да ложки с черной икрой. — Там война, подвиги… вы ведь со своими талантами, своей подготовкой точно прославитесь. Если уж сам будущий диктатор восстания… струсивший диктатор слыл героем и дослужился до полковника, то вы… вы…

Он не спорил.

Хрен их переспоришь, восторженных членов Комитета Спасения. Все так удачно сложилось: он подходит для переброски идеально… на генетическом уровне… идеально входил в резонанс, обладал весьма специфическими навыками и IQ имел намного выше среднего. Но самое главное — выбора у него не было. Вернее, был, но был этот выбор хреновым, хуже не придумаешь. Либо вселяться в князя Трубецкого в эпоху полного отсутствия туалетной бумаги и антибиотиков, либо — на тот свет.

— Мы пробовали договориться, — сказали ему, — но ничего не получится. Да, там (многозначительный взгляд на потолок) все понимают, ваша невиновность не вызывает сомнений, но политика, знаете ли… А так — вы будете жить. Тот, настоящий князь Трубецкой, несмотря на свои раны и на каторгу с Сибирью, прожил семьдесят лет. А при более здоровом образе жизни вы гарантированно проживете и эти семьдесят, и даже еще дольше.

Ну и великие дела, конечно. И значимая, по-настоящему значимая цель в будущем — это очень важно.

Вы князь! Вам вершить историю! Вам спасать Россию!

Пошли вы к черту, старые маразматики! То, что у него не было выбора, еще не значит, что он будет послушно исполнять ваши приказы, пожелания и намеки. Возглавить то восстание? По-настоящему его подготовить? Так, чтобы и подлость была нездешняя, и методы прогрессивные.

К черту! Я не желаю… Я не стану… Я…

Трубецкого тронули за плечо. Тряхнули.

— Что? — не открывая глаз, спросил Трубецкой.

— К вам просится посетитель, Сергей Петрович, — сказал Томаш.

— Кто там еще?

— Капитан Люмьер.

— Вот ведь сволочь, — сказал Трубецкой. — Достал-таки.

За крохотным банным оконцем уже было почти темно. Если бы не было факелов в руках осаждавших — так совсем ничего нельзя было бы разглядеть. А так… Человек пять драгун, пехотинцы из линейных полков, две-три медвежьи шапки — не разглядеть, то ли просто гвардейцы, то ли гвардейские егеря. Саперы с топорами, куда же без них при осаде…

— Драгуны с конскими хвостами, уланы с пестрыми значками… — пробормотал Трубецкой, глядя в окошко. — Все промелькнули перед нами, все побывали тут…

— Где уланы? — спросил Бочанек.

— Не обращай внимания, — отмахнулся Трубецкой, — так, бред контуженного.

— Но там были поляки… — с ударением на «о» сказал Томаш. — Это они остальных удержали, чтобы не стреляли и не напали на дом…

— Какие молодцы эти ваши поляки, — кивнул Трубецкой и зашипел, хватаясь за голову: — Поддерживают своих. Вон, прекрасную даму в обиду не дают…

— Вам что-то не нравится в поляках? — поинтересовалась Александра, почти невидимая в темноте, царившей в предбаннике.

— Мне не нравится, что вы устроили здесь конкурс на выживание, пенькна пани. Я бы даже сказал — найпенкнейша из здесь присутствующих.

— Хам, — сказала Александра. — Неблагодарный хам!

— То есть я вам должен быть признателен за то, что умру не один, а в компании? — спросил Трубецкой. — Ехали бы вы себе и ехали… Улица была свободна, выскочили бы из города, а там… там — домой…

— И как мы сразу об этом не подумали, — сказала Александра. — Если бы я могла, то и уехала бы, но этот молодой идиот…

— Это я, — пояснил Бочанек.

— …этот молодой идиот решил, что вас нужно спасать. И я была вынуждена… Ну не умею я вслепую управлять лошадьми, так уж получилось… Вот и пришлось… А так… Так я бы вас своими руками…

— Так на здоровье! Вас же никто не держит! — воскликнул Трубецкой, все еще не решаясь отойти от стены. Голова кружилась, тошнота подступила к самому горлу — сотрясение мозга он, кажется, все-таки заработал. И то, что поспал немного, особого облегчения не принесло. — На все четыре стороны! Идите, скажете, что я опомнился, что княжеская кровь все-таки взяла свое, что благородство не пропьешь и я одумался и отпустил вас… и вашего слугу… или брата… как хотите его назовите — тоже отпустил. А сам я… Может, подстрелю кого, вон как ребята свободно ходят, совсем страх потеряли…