Юрий Корчевский - Боярская честь. «Обоерукий»

– Думаю, я доставил самое ценное – свитки, манускрипты.

– Так неси, чего стоишь?

– Куда?

– В палаты неси, куда ранее ходил. Дорогу найдешь – хаживал ведь не раз.

Мы с Федором перенесли три ящика в палаты. Весу в них было немного.

Я отпустил Федора, приказав ехать домой.

Когда мы остались одни, Савва сорвал крышку с одного из ящиков, трясущимися руками осторожно вынул свиток, развернул, вчитался. Ну прямо Гобсек!

– И чего там? – безразлично поинтересовался я.

– Тебе неинтересно сие – церковные споры.

Не хочешь отвечать – не надо.

– Я выполнил твое поручение, настоятель. В подземелье не осталось ни одной бумаги. Я свободен?

– Да, да – свободен. Спасибо!

Настоятель перекрестил меня и потянулся к ящику за новым свитком. По-моему, он уже забыл о моем присутствии.

Я вышел, вывел за ворота коня, вскочил в седло и вскоре уже был дома.

Слава богу, кончилась подземная эпопея. Теперь я могу спокойно заниматься своими делами.

Мы с Федей не спеша вымылись в бане, поужинали и завалились спать.

Проснулся я только к полудню. Домашние старались не шуметь, говорили вполголоса.

В теле ощущалась бодрость, а более всего радовала мысль, что сегодня, как и в дальнейшем, не надо будет лезть под землю.

После завтрака я решил посмотреть свиток, что оставил вчера себе. Это – единственная ценность, которая у меня осталась. Все найденное я добросовестно привез в монастырь. Да и что там читать? Латынь да греческий, причем – древнегреческий. Замучаешься переводить.

В кабинете я развернул свиток. Был он длинен – не менее метра, а в ширину невелик – сантиметров двадцать, накручен на полированную деревянную полочку. Ну-ка, буквы русского алфавита – должен осилить.

Я попытался читать. Белиберда какая-то. Я начал произносить слова вслух. Набор слов, причем – бессмысленных.

Я прочел вслух первый абзац, и не успел я произнести последнее слово, как произошло нечто. Нечто, потому как вразумительно объяснить произошедшее невозможно. В комнате появился туман, который начал на глазах сгущаться. Возникло поначалу зыбкое лицо, которое вскоре стало четким. Привидение? Насколько я знаю, привидения полупрозрачны, в белых одеждах. А здесь – только лицо, а не вся фигура, причем – я бы не сказал, что лицо доброе.

Признаюсь честно, мне стало не по себе. Говорил же настоятель о какой-то магии предсказателя… Дернуло же меня развернуть свиток! И что теперь делать с этим лицом в облаке тумана?

– Ты кто? – спросил я. Наверное, с испуга.

– Тот, кого ты вызвал. Меня давно никто не беспокоил. С тех пор, как умер хозяин.

– А кто твой хозяин?

– Ты его видел за столом с ножом в спине.

– И кто его убил?

– Сын.

Ни фига себе – поворот.

– А говорили, что князь в Литву съехал.

– Людишки много говорят. Знают мало.

Видимо, о людях это… м-м-м… привидение было невысокого мнения.

– Из-за чего убил?

– Злато-серебро, только оно ему не досталось.

– А кому?

Привидение, или как его там, зевнуло, лицо его снова стало зыбким, контуры его расплылись, и вскоре оно исчезло, а за ним – и туман.

Не переработался ли я в подземелье? Может, мне весь этот разговор с духом пригрезился?

Я сидел в каком-то ступоре, оглушенный и подавленный. Ясный перец – я влез туда, куда мне не следовало нос совать. Что я знаю о магии? Ровным счетом – ничего. А если это привидение – назовем его так – выйдет из-под контроля? И что оно может – только говорить или делать нечто более существенное? А вдруг это – тот самый свиток, который искал настоятель, и все доставленные ему книги и манускрипты, вместе взятые, не стоят одного этого свитка? Что делать?

Я растерялся, может быть, впервые в этой жизни. Швырнуть свиток в огонь? Это самый простой, но не лучший выход. «Пусть пока полежит, – подумал я, – сто пятьдесят лет лежал в подземелье – пусть еще потомится».

Я аккуратно свернул свиток, положил его в свой сундук, запер замок.

Уф! От страстей таких обалдеть можно. И все-таки, может, от греха подальше отдать его настоятелю? Ну пожурит слегка, так можно сказать, что позже его нашел.

А собственно, что я знаю о подземелье? Забрал содержимое сундука да книги со стеллажей. А ход, откуда могильным холодом веяло, я не обследовал. Может быть, еще что-то важное пропустил? Не заняться ли мне этим вплотную? Взять несколько светильников и, не торопясь, тщательно обследовать все подземелье. Чует мое сердце – очень непростое это место, много тайн оно скрывает.