Юрий Корчевский: Боярская честь. «Обоерукий»

Он повалился на траву, отдышался.

– А глубоко ли копать будем, боярин?

Я решил пошутить:

– Сажени четыре еще.

Федька аж подскочил.

– Четыре сажени? Я же умру!

Я засмеялся.

– Пошутил я, Федь.

– А сколько?

– Сам не знаю, там видно будет.

Пока Федька лежал, я задумался. А и в самом деле – на какую глубину копать? И что будет сигналом о конце моих изыскательских работ? Ответа на этот вопрос я пока не знал.

Теперь опуститься в колодец решил я.

– Боярин, давай уж я копать буду. Мы люди привычные.

– Охолонись немного, Федя.

Я спустился по веревке в колодец. Федька уже углубился на метр, все-таки площадь колодца была велика – немногим менее двух метров. Но делать нечего: назвался груздем – полезай в кузов.

Я взялся за лопату. И в самом деле здесь душно, воздух спертый.

Я копал и копал, загружая землю в мешок. Когда почувствовал, что силы на исходе, вылез наружу. Ветерок приятно овевал разгоряченное лицо. Какая благодать – вдохнуть свежего воздуха. Вот ведь – дышишь и не чувствуешь, как это славно.

Мы передохнули, затем в колодец полез Федор. Работали в полную силу, и лишь когда солнце коснулось горизонта, я крикнул Феде:

– Все, вылезай, прихвати фонарь и лопату.

Федька вылез взмыленный, мокрый от пота.

– Хорошую баню ты мне устроил, боярин.

Эх, чего не предусмотрел – так это не сказал холопам, чтобы баньку истопили. Мы оба были потные, в пыли. От стекающего по лицу пота на пыльной коже оставались полоски. Я посмотрел на Федора и засмеялся.

– Ты чего смеешься, боярин? Думаешь – как боярин, так чище меня?

Мы оседлали отдохнувших коней и поехали домой. По дороге умылись во встреченном ручье теплой, нагретой солнцем водой. А одежду теперь только стирать, столько пыли не выбьешь. Надо будет завтра сменную одежду, что похуже, взять.

С утра все мышцы ныли с непривычки. Одно дело – в седле сидеть и саблей махать, и совсем иное – копать с утра до вечера, как Стаханов.

Мы плотно поели, выехали.

У колодца я переоделся, а Федька остался в исподнем.

– Не могу в одеже, боярин, душно.

Снова два часа каторжной работы, потом перерыв. Федька упал в траву, а я сидел рядом и думал, там ли мы копаем, не ошибся ли я? Не пустышку ли тяну? Столько труда может насмарку пойти.

После перерыва вниз спустился я. Колодец стал заметно глубже, и поднимать мешок с землей стало труднее, впрочем, как и дышать.

Через час работы лопата стукнулась о камни. Кладка, что ли, неровная? Или конец колодца? Может, мы добрались до дна? Если это дно, то вся работа впустую.

Меня охватила такая злость, что я с силой ударил лопатой под камень. Земля провалилась, и из образовавшегося небольшого отверстия потянул сквознячок. Э, нет, работа не впустую. Не бывает сквозняков, если нет тяги, если нет второго выхода.

Я копал и копал, пока обеспокоенный Федор не крикнул сверху:

– Боярин, ты там живой?

– Живой, Федька.

Я вылез из колодца – сил копать уже не было. Да и солнце клонится к закату. Я и не заметил, как быстро пролетело время и я проработал в колодце почти две смены кряду.

– Все, Федька, хватит на сегодня – сил нет, да и баня нас ждет.

– Как скажешь, боярин.

Но по голосу чувствовалось – рад Федька. Да и то – долбим и копаем – трудно, тяжело, душно.

Пока я не стал говорить Федору, что пробился к небольшому отверстию. Велико ли оно и куда ведет, я не знаю. Может, промоина от грунтовых вод? Завтра я должен докопаться до истины и решить, стоит ли продолжать рыть дальше в этом колодце.

Добравшись до дома, мы помылись в бане, поели и без сил свалились на постели. По-моему, я даже снов не видел.

А поутру мы уже снова были у колодца. Я полез первым и стал быстро копать, расширяя маленькое отверстие. По мере работы оно становилось все больше и больше. Я уже видел, что это боковое ответвление и оно тоже выложено камнем.

Наконец ближе к полудню боковой ход был освобожден от земли. Сам ход невелик по размерам – идти можно было, только согнувшись в три погибели. Осмотреть? Не рухнут ли древние стены, не обрушится ли кладка? Боязновато быть заживо погребенным под землей.

Все-таки я отважился – взял в руку масляный фонарь и полез по ходу. Через пару метров одумался, вспомнил о подземном ходе, что вел в Нижегородский кремль. Нет ли и здесь ловушек для наивных и неосторожных?

Я попятился задом – развернуться не было никакой возможности.

– Эй, Федька! – Поднял я лицо кверху.