Андрей Посняков - Вандал (сборник)

Как только туда проникнуть? Вплавь? Можно и так… Правда, далековато стоит, но… Тем более – скоро стемнеет, солнце уже садится… оранжевое, тихое, добродушное. И вообще – чудо, как хорошо кругом!

Какое мягкое, нежно-палевое, розовато-голубое море… именно такое – разноцветное. И – еще немного расплескано золота – от солнца. А небо над головою – оранжевое, темно-голубое, синее – словно в каком-то волшебном сне!

Звенели цимбалы и цитры, выводила какую-то веселую мелодию флейта, нагие тела танцовщиц извивались в танце, а пьяные варвары невпопад затянули какую-то длинную и нудную песнь, время от времени подбадривая себя дружными хлопками в ладоши и громким – аой!

Заграбастав по пути несколько шикарных покрывал, Александр пробрался обратно к люку, сиречь – к рогожке. Огляделся, откинул, позвал:

– Эй, Ингульф! Ну, как там?

– Освободили еще четверых наших! – возбужденным шепотом отозвался парнишка. – С нами теперь Видибальд!

– Видибальд? Это здорово! – молодой человек искренне обрадовался – здоровяк варвар мог здорово пригодиться в его планах.

– В общем, так, – растянувшись, якобы перепил, Саша быстро инструктировал приятелей. – Накинете на себя все эти тряпки… вот, бери… так… и, как начнет темнеть, незаметно проскользнете на палубу… Увидите в море двухмачтовый керкур… К утру, а еще лучше – к ночи – он должен быть наш, ребята!

– Будет, – сверкнув глазами, гулко заверил Ингульф – вот именно этим Сашке этот парень и нравился: никогда ни в чем не сомневался! Просто не было для него ничего невозможного. Захватить всемером целый корабль? А запросто! Только вот нос утереть…

– Ты с нами, брат?

– Конечно… Только не сразу. Есть тут у меня еще одно небольшое личное дело.

Не говоря больше ни слова, молодой человек поправил на плечах блестящий узорами отрез, подхватил кубок и, нагло перешагивая через поющих и храпящих разбойников, зашагал к музыкантам. Уселся рядом, подмигнул, взяв за рукав одного, увел к борту:

– Тут недавно одна девушка пела… Случайно, не знаешь, кто?

– Девушка? Какая девушка?

– Ну, песню такую пела… на непонятном языке. Ну, вспомни же!

– На непонятном языке… песню… – музыкант – чернявый юноша с флейтой – смешно наморщил лоб. – Девушка… А! Пела, да! Не помню, как ее знать – она с нами в последний момент напросилась. Вон там ищи, в кормовой каморке… В какой именно, не скажу – не знаю.

– Ладно, спасибо… найду.

А вокруг уже грянули:

– Слава великому хевдингу Алагису Желтой Руке!

– Вульфарду-хевдингу слава!

– Слава! Слава! Аой!

Саша особо-то и не таился – вряд ли его хоть кто-нибудь здесь помнил в лицо, да и не знал даже.

Улыбаясь и громко крича «Слава хевдингу!!!» – проскользнул под корму, к каютам… Застыл в полутьме, прислушиваясь…

Совсем рядом, за тонкой дощатой перегородкой, кто-то свистел! Да не просто свистел – насвистывал… ла исла бонита!

Волнуясь, молодой человек отдернул толстую занавесь… В маленькой узкой каюте без всяких окон, спиной к нему, напротив горящей свечи, стояла полуобнаженная девушка… она и свистела…

Саша неслышно подошел сзади… нет, это ему показалось, что неслышно… девчонка вздрогнула, вмиг перестала свистеть, резко обернулась, ударив зажатым в руке кинжалом…

Александр перехватил, машинально выкручивая руку… напел, стараясь не очень фальшивить:

– Ла ис-ла бо-ни-та…

И округлил глаза, узнав…

И девушка… она тоже узнала.

И оба прошептали:

– Ты?!

Удачно сбежавшие с «Амелии» пленники захватили керкур еще до того, как на судно добрались Саша с Арникой… Зарниковой Катериной Федоровной – так по-настоящему звали эту голубоглазую девушку, которую вовсе не пришлось долго уговаривать оставить мечты о далеком Константинополе. В конце концов – что она там искала-то? Одни лишь надежды?

Уже почти совсем стемнело, когда молодые люди соскользнули с кормы по канату и, добравшись до шлюпки, погребли к керкуру, смутная тень которого маячила на рейде. С темно-синего неба холодно смотрели звезды и серебряная, убывающая луна, грозящая превратиться в серп. Стоял полный штиль, но было вовсе не жарко, скорее – даже прохладно, так что одетая более чем легко Арника-Катерина зябко передергивала плечами.