Александр Санфиров - Начало звёздного пути

– Это просто невероятно! – воскликнул он. – Этого быть не может. Я тридцать пять лет играю, а тут раз и готово. Ну, Андрей, ты мне за такого наследника по гроб жизни будешь обязан!

Он уселся на диван и, вальяжно развалившись, сказал, обращаясь к Николке, который по-прежнему стоял у бильярда с кием в руках:

– Думаю, что тебе уже все известно, поэтому повторяться не буду, завтра едем в город, к его светлости князю Андрею Шеховскому, знаю в точности, что ты его внебрачный сын, и имею к тому серьезные доказательства. Но бывает всякое в жизни, может, Шеховской и видеть тебя не захочет. Тогда все останется, как есть, ты будешь работать вместе с Карлом Францевичем, помогать ему в управлении хозяйством. А что там дальше будет, пока ни я, ни ты не знаем, и гадать ни к чему.

После визита княгини Дубинской Андрей Григорьевич не находил себе места. Когда та наконец ушла, он не спал почти всю ночь, беспокойно крутился в постели. И все никак не мог решить, как следует ему поступить. С одной стороны, ему хотелось кинуть все, усесться в сани и срочно ехать к Вершинину. Тем более что до Покровского было всего двадцать верст. Но с другой стороны, благоразумие, которым он отличался, говорило: «Погоди, не суетись. Не зря ведь Вершинин спровоцировал Дубинскую на эту поездку, наверняка хотел, чтобы я все обдумал и пришел к определенному решению».

Так, собственно, ничего не решив, он все-таки заснул уже ближе к утру.

Утром, когда Степан, неслышно ступающий своими чунями, принес ему чашку с дымящимся кофеем, то был удивлен неожиданным событием: его хозяин в халате и ночном колпаке сидел и рылся среди кучи книг. На столе лежал девятый том свода законов Российской империи о сословиях, только что вышедший из печати и недавно купленный князем. На книге лежал деревянный ножик, которым князь разрезал страницы.

– Ваша светлость, что же вы так легко одеты и на полу холодном лазаете. Кликнули бы меня, я бы всё сделал, – с назидательным видом произнес камердинер.

– Пшел вон, – кратко ответствовал князь, – кофий только поставь на стол и уйди, пока я не разозлился.

Враз присмиревший Степан пожал плечами, поставил кофе и молча удалился.

После легкого завтрака Андрей Григорьевич куда-то засобирался. Он велел заложить дрожки, так как день обещал быть не особо холодным, а ехать ему было недалеко.

И вскоре он покинул особняк, велев кучеру ехать к дому самого известного стряпчего города Энска. Пробыв у стряпчего около двух часов, он вышел в прескверном настроении и отправился домой. За обедом он неожиданно для слуг потребовал на стол бутылку водки и, выкушав ее до дна, отправился на боковую. Встав часа через два, потребовал бумагу и чернила и уселся за стол, скрипел он пером долго, около него уже валялись несколько измятых листов, которые начинались одними и теми же словами:

Здравствуй, мой старый друг, Александр Христофорович…

Через три часа князь все же сочинил письмо, запечатал его и написал адрес, заканчивающийся словами: «его высокопревосходительству графу Бенкендорфу Александру Христофоровичу, лично в руки».

Утро наступило неожиданно быстро, Николка проснулся с тяжелым сердцем и лежал несколько мгновений, пытаясь понять, почему так тревожно на душе.

«Ах, да сегодня мы едем в Энск, и меня покажут князю. А если я сюда не вернусь, как же бабушка?»

И тут он вспомнил о Кате. Почему-то перспектива, что он никогда не увидит эту худенькую красивую девушку, опечалила его гораздо сильней, чем прощание с бабулей.

Он вскочил со своего лежака и стал торопливо одеваться.

Бабушка уже не спала, а стояла в углу перед иконами и неслышно молилась. Когда она посмотрела на внука, глаза ее были сухими.

– Иди, Николка, иди с богом, я уж не пойду тебя провожать, ежели Господь даст, свидимся мы еще. Нет, так вспоминай хоть иногда свою бабку, свечку в церкви поставь, когда помру.

Они обнялись, и Николка побежал на кухню, перекусить перед дорогой.

На дворе уже заканчивались сборы, Илья Игнатьевич малым отрядом не ездил, народу собиралась много. Николка, перекусив, забежал в вестибюль, чтобы оглядеть себя. Он был одет в поношенную одежду Вершинина, которая была коротковата, и выглядел он сейчас, как типичный бедноватый мелкопоместный дворянин.

В это время на втором этаже мадам Боже, встав цербером в дверях, тихо говорила Катеньке по-французски:

– Кати, я вас умоляю, пожалуйста, когда мы спустимся, ведите себя прилично и просто безразлично попрощайтесь, как это должна делать знатная дама с простолюдином.