Елена Вахненко: Продать душу

Я негромко выругался. Дон коротко взглянул на меня, в его чуть раскосых с зеленым отблеском глазах вспыхнуло мрачное недовольство.

— Что тебя так удивляет? — холодно осведомился мой провожатый.

Я невольно развеселился:

— Что? Списком перечислять?

— Можешь и списком, — пожал он плечами и перешел к очередному канделябру. Просторный зал постепенно наполнялся мягким приглушенным светом. Сколько же тут свечей?!

— Хорошо, как пожелаешь! — я старался держаться с таким же ледяным спокойствием, как этот поразительный господин, однако в голосе против воли прорывалась горькая ирония — верный признак скрываемого волнения. — Я упускаю то обстоятельство, каким образом я вообще умудрился выпрыгнуть в окно одной комнаты и очутиться на подоконнике другой… этот факт, несомненно, легко объясним! Но эта комната… да ее и комнатой можно назвать с большой натяжкой! Скорее — дворцовая палата! Откуда она взялась в нашем современном урбанизированном мире?!

Дон остановился у длинной полки, на которой покоились толстые тома в потрепанных кожаных переплетах с золотым тиснением на корешках, и задумчиво взглянул на меня. Уголки его тонких бескровных губ тронула едва заметная улыбка.

— Ключевое прилагательное в твоей фразе — НАШЕМ! — последнее слово он произнес с нажимом. — Откуда ты взял, что этот мир — твой? Тот, к которому ты привык?

— Да, действительно… — пробормотал я несколько раздраженно. — И с чего бы я это взял?

Я прошелся по зале, стараясь казаться непринужденным и расслабленным, — и, судя по насмешливому взгляду Дона, нисколько в этом начинании не преуспев. Чтобы нарушить гнетущую тишину, с деланной беззаботностью заметил, неопределенно взмахнув рукой:

— Подумать только, оказывается, канделябры могут освещать вполне неплохо!

— Вообще-то освещают не сами канделябры, а вставленные в них свечи, — с усмешкой поправил он, внимательно следя за каждым моим жестом, что изрядно меня нервировало.

— Да, да, — согласно покивал я, хотя проблема освещенности заботила меня в данное мгновение меньше всего на свете.

Дон после минутной паузы сказал:

— Продолжая тему твоего и моего миров. Взгляни на свою одежду!

Я с недоумением опустил взгляд, рассчитывая увидеть родную кожаную куртку, но вместо этого обнаружил что-то наподобие темно-болотного бархатного пиджака, расшитого серебряного нитями и украшенного стразами. Никогда в жизни я не вышел бы в подобном одеянии на улицу! Охнув, я схватился за кружевной ворот белоснежной блузы и вслух застонал:

— Что ты со мной сотворил?! Я не хочу в этом ходить!

— Здесь так принято, — равнодушно обронил Дон. — И лично я ничего не творил. Творит сама реальность, подстраивая окружение под себя. Ты не можешь быть в моем мире таким, как в своем. Понимаешь?

— Нет! — зло возразил я. — Ты-то остался прежним!

Он с улыбкой взглянул на собственный длинный черный плащ и легко пояснил:

— Я специально одеваюсь таким образом, чтобы оставаться своим в любом мире. Мне, знаешь ли, приходится много путешествовать!

— А что еще в моей внешности изменили?! — в бессильной ярости прошипел я. — Прическу?

Я ощупал волосы, и мои худшие подозрения подтвердились — короткий ежик превратились в мягкие кудри.

— Подойди к зеркалу и сам посмотри, — предложил Дон, явно забавляясь.

Я послушался и почти бегом приблизился к зеркалу в золоченой раме, занимавшему полстены. Впившись взглядом в отражение, я принялся изучать масштабы потерь.

Брюки оказались еще хуже клоунского кафтана: чересчур узкие, черные, блестящие, напоминающие лосины, а сверху — нечто наподобие шаровар до середины бедра такого же ужасающего болотного оттенка, что и камзол. Лаковые сапоги с острыми носками, множество серебряной вышивки и прозрачных переливчатых камней, бархатный черный берет с белым пером… Лицо и фигура, благодарение небесам, остались прежними, но прическа! Волосы каким-то чудом умудрились отрасти до середины шеи и предательски завились — я знал за своей шевелюрой эту несносную особенность, которой очень стыдился.

— Я похож на шута! — обреченно пробормотал я. — Кошмар, полнейший кошмар…

— Дело привычки, — не согласился Дон. — Здесь все так одеваются, поэтому это кажется вполне нормальным.

— Кажется! — сердито передразнил я его. — Именно что кажется!

— Боюсь, перемена в облачении далась тебе труднее всего, — с удивлением констатировал Дон и недоуменно покачал головой. — Ладно, быть может, не откажешься поужинать со мной?