Андрей Посняков - Золото галлов

Проводник неожиданно рассмеялся, показав крупные белые зубы:

– За перевалом много горных ручьев. Стекают с вершин, с ледников.

– А после этого перевала, потом – что?

– Еще один перевал. Правда, не такой высокий, мы минуем его к вечеру и остановимся ночевать на плато. Там кустарник, корявые сосенки – можно будет набрать хвороста и развести костер.

Беторикс молча кивнул: костер – это было бы неплохо, согреться, перекусить, вскипятить отвар из пахучих трав, отойти, наконец, от этой проклятой промозглой сырости.

– Ну, что, идемте! – ушедший вперед проводник оглянулся и помахал рукою.

– Скоро будет привал, парни, – дождавшись обоза, вождь подбодрил своих. – А затем – и ночлег, и костер, и ужин.

Амбакты обрадованно переглянулись, видно было – устали. Даже всегда жизнерадостный Массилиец поубавил шуточек, впрочем, громко разговаривать и смеяться здесь было опасно.

– Далеко ли еще идти, господин? – негромко поинтересовался Бали.

Беторикс повел плечом:

– Дня два. А потом – долина.

– О, Везуций! Прямо не верится, что когда-то кончатся эти мерзкие горы.

– Все на свете когда-нибудь да кончается, друг мой, – философски заметил Массилиец. – Неужели и это не кончится? Да ну! Не может такого быть.

– И все же – скорей бы…

Бали вздохнул и замолк, видать, не очень-то хотелось ему выглядеть нытиком – как-то несолидно это для десятника, человека, облеченного пусть небольшой, но властью.

Дорога вилась серпантином, и, когда туман рассеивался, внизу, почти прямо под ногами, виднелись последние возы обоза. Один из них, крепко ухватив упряжку, как раз и вел Летагон Капустник, неведомо чей соглядатай. А может, ничего с ним и не делать? Пускай себе идет, высматривает, что там ему надобно. Доложить-то ведь все равно нет никакой возможности – ни раций, ни мобильных телефонов еще не изобрели. Другое дело, что Капустник, вполне возможно, вскоре начнет пакостить… или – не начнет, смотря какие инструкции ему даны. За таким глаз да глаз… да все остальные амбакты, особенно десятники, и так не оставляли Летагона без присмотра, следили за каждым шагом, в каждое слово вслушивались, хоть Капустник особой разговорчивостью никогда и не отличался. Весь какой-то нелюдимый, нескладный, он вообще ни с кем не общался, предпочитая людям общество мулов, либо усаживался где-то в сторонке, уставившись куда-то вдаль. Какие мысли роились в его голове? Да и вообще, имелись ли там хоть какие-то мысли?

Спустившись с перевала в лощину, узкую и покрытую густой порослью самшита, обозники покормили мулов, наскоро перекусили прихваченным в дорогу сыром с лепешками, и, немного отдохнув, снова пустились в путь.

Небо, слава богам, понемногу разъяснивалось, задул легкий ветерок, унося густые серые облака куда-то прочь, за перевалы. Показались во всей красе горные вершины, покрытые до невозможности сияющим снегом и темно-голубыми ледниками. Ближние – протяни руку – скалы переливались густым разноцветьем – от розовато-пурпурного до густо-сиреневого и лилового, чуть дальше цвета приобретали оттенок красно-коричневого, как на Марсе, ну а совсем уж далекие вершины таяли, тонули в нежно-голубой дымке, почти сливающейся с лазурно-зеленоватым небом.

В другое время Виталий, конечно, нашел бы время остановиться, полюбовался бы бесподобной почти неземной красотой, однако, сейчас было вовсе не до обворожительных горных пейзажей. Успеть на второй перевал до темноты! Успеть!

Беторикс нагнал проводника:

– Аллак, а мы не можем заночевать здесь?

– Здесь очень опасно! Если поднимется сильный ветер – а к тому, похоже, идет – могут быть лавины. Вон, снега-то на скалах – полным-полно!

– Понятно, – подождав обоз, вождь махнул рукой. – Быстрей! Быстрее, ребята.

Легко сказать – быстрей. Попробуй-ка, подгони медлительных мулов, объясни им, что надо чаще передвигать копытами. О, нет, эти упрямые животные как шли себе не спеша, так и продолжали идти, и плевать им было на перевал, на близящуюся ночь, на лавины.

Беторикс закусил губу, прикидывая, что таким мерным шагом они вряд ли успеют. Уселся на скальный выступ, поджидая последний воз, что-то слишком уж отставший.

– Что так медленно, Летагон?

– Колесо, вождь, – некрасивое лицо Капустника выражало крайнюю озабоченность. – Думаю, не сломалась бы спица…

Вот только он так сказал – и словно накаркал! Наткнувшись на камень, в общем-то, совсем и небольшой, обод жалобно скрипнул… что-то треснуло… и колесо, отвалившись, подпрыгивая, покатилось вниз, в пропасть. Воз ухнул на ступицу, слава богам, удачно – ничего не сломалось.