Сергей Кириченко - Сновидец. Трилогия

– Это и есть тот самый волосок! Продав тетрадь, я продам жизнь!

– Глупец! А если ты ошибаешься? Если эта тетрадь ни на что не влияет? Ты мог заработать деньги!

– Или дубовые листья… И зачем мне деньги в аду? Вы все равно сделаете все возможное, чтобы я не мог ими воспользоваться.

– Сделаем! Обязательно сделаем! Вместо денег дубовые листья видят только те, кому он их предлагает, сам же он видит деньги.

– А на самом деле?

– А на самом деле ничего этого нет вообще! Это всего лишь скопление снов. Людям часто снится ад.

– Так, значит, тот бедолага жив?

– Жив! Пока еще.

– А почему листья дубовые?

– Любит он попариться дубовым веником! Это ирония, понимаешь? Времени мало, я должен тебе еще многое показать. Пошли.

Тела снова пришли в движение. Писатель стоял посередине улицы, зажмурив глаза. Ему хотелось проснуться. Но кошмар не заканчивался. Он слышал крики и стоны. Слышал шаги идущих трупов. Они тянули к нему руки. Он знал, что где-то под землей находится настоящий ад. С котлами и грешниками. Жар пламени проходил сквозь тонкую подошву старых кед. А потом земля ушла из-под ног. Он летел вниз, навстречу огню. Ему было больно и страшно. Изо всех сил сжимая тетрадь, он старался не открыть глаза. Боль была нестерпимой, когда Писатель лишился сознания…

Сон 8. Странник

Писатель лежал в мокрой траве. Наверное, не так давно прошел дождь. Над ним белой дымкой плыл туман. Кожа рук и лица неприятно зудела.

– Ожоги, – подумал Писатель, и дрожь пробежала по телу.

Впервые за все время он осознал, что не видел своего отражения. Писатель поднялся, отчего в глазах потемнело. Туман был гуще, чем казался на первый взгляд. Через несколько шагов его кеды промокли. Белая пелена обволакивала тело. Он ощущал себя абсолютно слепым, но иногда туман расступался, и Писатель мог видеть темно-зеленую траву, покрытую крупными каплями воды. Мыслей не было. Казалось, что туман проник в голову.

Тетрадные листы впитали влагу, отчего текст выглядел слегка размытым.

«Ужас. Это не то, что показывают в фильмах. Об этом не поют в песнях и не пишут в книгах. Попыток много, но они не отражают правды. А что есть правда? Как верить служителю ада, если он делит свои слова надвое? Как верить себе? Нет, это был не ад. Набор картинок различных художников. И все-таки это было страшно. Этот запах горелой плоти будет преследовать меня всю жизнь. Впрочем, я не уверен, что живу. Я уже ни в чем не уверен. Самое страшное, что если после смерти мне придется отправиться в ад, я попаду именно в такой ад. Он засел в моей голове. Теперь это мой ад».

Писатель закрыл тетрадь. Туман рассеялся. Вокруг был все тот же мертвый лес. Деревья тянули свои колючие ветви, словно скелеты хотели затащить Писателя в чертоги ада. Трава исчезла. Теперь под ногами была каменистая тропа. Воздух. Что-то в нем было не так. Писатель шел, разглядывая камни, пока вновь не появился туман. Точнее это было небольшое облако. Подержав в своих мокрых объятиях, оно медленно отпустило Писателя, плавно уходя сквозь колючие заросли. Так повторилось еще несколько раз, пока огромное облако не поглотило все вокруг. Писатель был мокрым до нитки. Ему не нравился этот сон. Он просто куда-то брел. И не было даже малейшего намека на сюжет. Туман снова исчез. Вокруг уже не было леса. Только белое покрывало облаков под ногами и яркое солнце над головой. Писатель смотрел на чарующую красоту, и ему хотелось плакать. Он почувствовал неожиданно навалившуюся усталость. Тишина. Только облака, солнце и одиночество. Сильный порыв ветра порвал белоснежное покрывало, обнажив черное острие горных хребтов.

– Горы! Я в горах! С ума сойти!

Внезапная радость вызвала в Писателе желание запечатлеть возникшую красоту. Но тот, кто владеет словом, как правило, плохо владеет карандашом. Оставив неуклюжую попытку, Писатель занялся привычным делом.

«Горы. Я никогда не был в горах. Это поистине чудесно. Горные хребты, словно спины огромных китов, виднеются на поверхности океана. Еще дуновение, и облака снова расступились, открыв узкую тропу, по которой идет серая фигура человека…»

– Человек? – прошептал Писатель. – Человек! – голос сорвался на крик, сопровождаемый гулким эхом.

Писатель побежал навстречу, едва не слетев вниз. Высокий старик в сером плаще отрешенно смотрел на приближающегося человека. Морщинистое лицо не выражало эмоций, глаза не имели цвета. Только его молочно-белая борода излучала мягкий свет. Серебристый посох, украшенный драгоценными камнями, не сочетался с нарядом старца.