Вячеслав Сизов - Мы из Бреста. Ликвидация

Налив себе кружку чая, подкинул дров и, глядя на огонь, задумался. Я уже давно вынашивал мысль об очередном послании Сталину. За то время, что я здесь нахожусь, накопилось много воспоминаний, не вошедших в первые письма, и требовалось их реализовать. Впервые об этом задумался еще в госпитале, испугавшись, что уйду и больше ничего не смогу сделать. Но там было слишком много свидетелей, а мне нужно было хоть какое-то уединение. В поезде и дома, в Москве, писать не решился. Не знаю почему, но мне казалось, что я все время был под чьим-то наблюдением. Нет, ничего особенного, так, мельком ловил на себе осторожный, внимательный, изучающий взгляд. Сначала не придавал этому значения, мало ли я у кого вызывал интерес. У тех же карманных воров или постовых, например. Но вот потом сторожевая система начала напрягаться, особенно на вокзале и у вагона, когда ждал отправления. Вокруг меня были только военные, направляемые к месту службы, да несколько железнодорожников, готовивших поезд к отправке. Около санитарного пропускника стояла очередь эвакуированных с эшелона, стоящего на соседнем пути. И все! Но определить, кто мной так сильно интересовался, никак не удавалось. Хотя моего опыта для этого вполне хватало. Никаких внешних проявлений слежки заметно не было, но тем не менее тревога оставалась. Я привык доверять своим предчувствиям и поэтому, чтобы снять напряжение, просидел всю дорогу в купе. Помогло. Как только я вошел в вагон, напряжение в значительной степени спало. Купе стало моей персональной крепостью, помогло и то, что его окно выходило на соседний путь, а не на перрон. С отправлением поезда стало еще спокойней. В дороге ко мне никто не заглядывал и не тревожил. Вновь сторожевая система напряглась уже в Москве, но это было понятно. В городе хватало тех, кому положено следить. Заниматься письмом на квартире не стал по вполне объяснимой причине подозрения наличия прослушки в комнатах. Если уж маршалов дома писали, то и меня вполне могли, тем более что наш домик-то с секретом.

Ну, а сейчас и здесь я мог спокойно переложить свои мысли на бумагу. Часовой без моего разрешения никого в землянку не допустит. Дневальный до утра не вернется. В то, что за мной кто-то сейчас мог прийти с ордером на арест, не верилось. У них была куча времени и возможности это сделать, а раз не пришли, то уж до утра точно не придут. Где хранить написанное? Пока у себя в сейфе вместе с проектами документов, а отправлю письма тем же способом, что и первые. Тем более что почтовый ящик остался на месте и в здании сейчас работают вернувшиеся из эвакуации сотрудники ЦК. Надеюсь, что порядок изъятия почты не изменился. В качестве второго варианта был почтовый ящик в гостинице «Москва», где сейчас проживает много сотрудников аппарата правительства. Там даже проще, да и проходимость народа больше, у «наружки» будет меньше шансов меня отследить. Не верится, что сейчас там фотографируют всех посетителей. Была бы на месте Татьяна, можно было бы ее под благовидным предлогом уговорить посетить бывшее место работы. Был еще вариант – почтовый ящик у Большого театра. Ну и в качестве последнего варианта – почтовый ящик в Измайловском парке, тот, что рядом с запасным кабинетом Сталина. Ладно, когда будет все готово, тогда и посмотрим, где и как отправить письмо.

Верный «Паркер» в планшете, бумага и чернила в сейфе, времени до утра еще много, так почему бы не выполнить задуманное? Подкинув дров в печку и взяв из сейфа необходимое, я сел за стол. Писалось легко, хотя спецэффектов, как в прошлый раз, не было. Строчки и схемы быстро ложились на бумагу. О чем писал? О событиях, бывших в 1942–1943 годах в покинутой мной реальности. О просчетах нашего командования, действиях немецких войск, напирал на необходимость улучшения снабжения войск боеприпасами и продовольствием, усиления воздушного контроля над Демянским котлом, флангов Харьковского выступа, обороны Кавказа и Сталинграда. Да вообще о многом. Хоть история и поменялась, но ошибки-то повторялись. За ними как-никак те же люди стояли, что и у меня. Закончил я писать утром, когда горнист протрубил подъем. Печка была совсем холодная. Увлекшись писаниной, я совершенно про нее забыл. Чайник, кстати, тоже остыл, пришлось пить холодную воду. Вроде и не спал целую ночь, но чувствовал себя отдохнувшим и бодрым, а раз так, то следовало вернуться к своим командирским обязанностям. Например, проконтролировать исполнение личным составом распорядка дня. Да и вообще перед народом появиться, вставить для порядка кому следует командирский пистон. А то небось забыли, как командир выглядит и что от личного состава требует.