Юрий Гамаюн - Отрок. Перелом

Двери во двор приоткрылись, и из дома выскользнула девица. Она, наверное, единственная из всех обитателей усадьбы ни о чем не догадывалась. В руках у нее болтался узелок – когда только собрать успела и где прятала? Засов тихо отошел, и в ворота скользнули отроки. У каждого за спиной торба. Десятники вытянули шеи: чего, интересно, сопляки там придумали?

Нельзя вывести коня без шума, если с хитростями не знаком, а мальчишек этому пока не учили. Может, кого дома отец наставлял? Чем они там занимались в загоне, где ночевала скотина, никто не разглядел, но когда первый конь, удерживаемый под уздцы двумя отроками, появился во дворе, едва не прозевали – стука подков об утоптанную землю двора не услышали. Лука усиленно чесал бороду: коней явно во что-то обули, но вот во что? Ни овчины, ничего-то другого у мальчишек не имелось. Непонятно – и потому раздражало: выходило, что это над ним мальцы позабавились. Но больше всего ратнинского десятника мучило любопытство воина, который видит новую уловку, но никак не может ее понять.

Коней уже вывели со двора, когда всю забаву чуть не испортила хозяйская псина, одна из всей своры, которая продрала глаза и решила исполнить свой долг. Лапы ее не слушались, но вот рявкнуть сил хватило. Отроков как сквозняком выдуло со двора. Даже девчонка, до того без перерыва хлюпавшая носом (надо же соблюсти приличия хотя бы для себя), мигом перестала заниматься глупостями и шустро метнулась следом, не отставая от своих «похитителей».

Псина рявкнула еще раз. Лука крякнул – вдруг его ученики в спешке чего не надо натворят? Боровик еще немного подождал, давая мальчишкам возможность отойти подальше, и заорал во всю глотку:

– Лови! Хватай! Девку украли! – и пополз вниз с дерева.

Хутор тут же превратился в курятник во время пожара. Бабы вопили, квохтали и хохотали, девки больше визжали, непонятно отчего; мужская часть хутора рычала, ржала и пыталась изображать погоню, но какая тут погоня, когда все от смеха вповалку лежат! Веселье распугивало лесное зверье не меньше, чем за версту.

Отроки, петлявшие по лесу, слышали поднявшийся гомон, но им он весельем не казался. «Похитители» уходили по всем правилам, старательно сбивая погоню со следа и не сомневаясь, что весь этот шум у боровиков – идущие за ними и жаждущие мести хуторяне.

Поначалу всех вела Сойка – так звали девчонку, боявшуюся родни больше, чем сами мальчишки. Чуть позже в проводники выдвинулся Талиня, и уже под утро всем стало окончательно ясно, что с дороги они сбились. Впрочем, ничего страшного в этом отроки не видели: главное, от погони оторвались, а когда взойдет солнце, отыскать нужное направление не составит труда.

Одно плохо: если боровики взяли след, то догонят задолго до рассвета, да и собаки скоро проснутся, а уж от них уйти можно только по воде. Разве что дождь поможет. Конечно, останавливаться никак нельзя, нужно идти дальше, пусть и неизвестно куда, главное – увеличить расстояние между ними и хутором. Вот только сил почти не осталось, да и Сойка едва держалась на коне.

Одинец скрепя сердце велел остановиться. Как получилось, что он окончательно принял на себя команду, никто и не заметил. Карась даже не пытался оспорить старшинство, сам понимал: не по его плечу эта сума, не для его головы такие думки.

– Хвост и ты, Карась… – Одинец наконец принял решение, – отойдете назад по нашему же следу шагов на двести. Если погоня появится, подадите голос коростелем. И не спать!

Ох, как не улыбалось Касьяну Карасю тащиться по лесу и сидеть, ждать; спать хотелось так, что, попади сейчас ему под веко орех – раскололся бы.

– Так и пусть Талиня сторожит, им с Сойкой все одно по ночам не спится… – попытался он отвертеться от поручения.

– Да? – Одинец чуть задумался. – Вот с ним и пойдешь. Талиня, снимай Сойку с коня – не обидим мы ее, и дуй с Карасем сторожить. Тебе спать не с руки – невесту проспишь.

Для едва живой девчонки, которая от усталости даже бояться перестала, отроки наломали елового лапника, а сами упали, кто где стоял. Как удалось Одинцу согнать всех в кучу, на небольшой пригорок, заросший серым мхом, он не понял, но свалиться, как и остальные, не разбирая где, не мог. Сам не знал, что заставляет его переходить от одного приятеля, уютно свернувшегося под кустом, к другому и, растолкав, гнать на этот самый бугор. Просто чувствовал, что так надо, что по-другому нельзя и, кроме него, некому. Талиня с Карасем уже ушли, а Одинец так и остался сидеть, опершись спиной на общую кучу тел отроков. Небо потихоньку светлело, а погони все не было.