Юрий Гамаюн - Отрок. Перелом

– Есть такое, – согласился Егор. – Да я-то тут с какого боку? У меня сыновей нет, а и будут, так все равно первым для них станет ратное дело. Или ты сомневаешься?

– Если бы сомневался, я бы тут сейчас с тобой и не разговаривал! – досадливо хлопнул себя ладонью по колену Аристарх. – Я потому и пришел к тебе, а не к Степке-мельнику.

– Раз ты, дядька Аристарх, ко мне пришел, то уж давай, высказывайся яснее.

– Тогда слушай, – согласно кивнул староста. – Сам знаешь, как сейчас в сотне дело с десятками обстоит. С каждым годом все тяжелее и тяжелее десятникам набирать себе пополнение, и десятков неполных у нас много, а некоторых и вовсе нету – только по названию остались. Десятники на них со временем найдутся, конечно. Не такие добрые, как прежние, но найдутся. Вот только ратников на всех не хватит.

– И что? – Егор не стал скрывать свой интерес: то, что староста не имеет прямого отношения к делам сотни, вообразить могли люди только совсем посторонние. Аристарх, наконец, заговорил о том, ради чего он пришел, и ратник отодвинул кружку с недопитой медовухой – не до нее.

А гость продолжал:

– Да то, что не все ратники в десятках добром держатся. Кому просто некуда деться: было бы куда – ушел бы, да сам знаешь, как у нас заведено. Десятник должен дать согласие, а кто же по доброй воле хорошего ратника отпустит? Его бы, может, другой десяток и принял с радостью, да на ссору идти не хотят, раздоров и без того хватает. А ведь десяток поменять не всегда лодыри мечтают. Возьми хоть Фаддея Чуму – ты немногим его старше, так что он уже без тебя силу набрал. Слышал о нем, небось?

– Слышал-слышал, как же! – скривился Егор, вспомнив Фаддея. – Ратник вроде хороший, да шебутной и дурной без меры, говорят; краев не знает. Их род упрямством всегда отличался, но Фаддей тут всех превзошел. Зря Чумой прозвали, что ли?

– Э-э-э, Егор, – укоризненно качнул головой Аристарх. – С каких это пор ты стал брать в расчет болтливые языки? Вспомни, кто у Фаддея десятник? А новиком он и вовсе под отца Пимена пришел. Помнишь его? То– то же! Тут кто хошь взбесится! К тому же Чумой его за другое прозвали: в бою он для врага сущая чума. Воин редкостный – только сам про себя этого не понимает, все новиком себя чувствует, оттого никак не успокоится. А ведь даже я его побеждаю только в учебном поединке, когда он сдерживается; в бою же не поручусь – может, он и меня покрошит. Понял, к чему веду?

– Ты что, предлагаешь мне свой десяток собрать? Да еще с него начать? – удивился Егор. – Да меня остальные десятники на холодец разберут, если только заикнусь.

– Угу, обязательно разберут, – согласился Аристарх, – ежели сам по себе, по-дурному станешь уводить людей из чужих десятков.

– Та-ак… Ну а не по-дурному? – разговор становился все интересней и интересней. – Не сам по себе – а с кем?

– А хоть со мной, – хмыкнул староста. – Ну и еще кое с кем, но пока тебе про то знать без надобности.

Аристарх ни голоса не повысил, ни нахмурился – вообще ничего не сделал, но Егор непроизвольно подобрался: понял, что сейчас услышит главное, от чего отказываться никак нельзя. Так и вышло.

– В общем так, Егор. Десяток мы тебе собрать поможем. И не абы кого, а лучших. Сам ратников отберу – кто чего стоит, я лучше других знаю. Тебя же в Перуново братство приняли, как раз перед тем, как вы с братьями пропали. Или забыл?

Егору на миг показалось, что взгляд старосты вдруг набрал вес и всей своей тяжестью навалился ему на плечи. Правда, длилось это ощущение только миг, и тут же отпустило: не пугал его Туробой, а всего лишь предупреждал.

– Помню, дядька Аристарх, и не отрекаюсь! Готов служить, только вот. – чуть запнулся Егор, – десятником, значит, ты будешь, а я только для вида? Так?

– Э, нет, Егорушка! – засмеялся староста, словно и не было только что ТОГО взгляда. – От этой мороки ты уж меня избавь! Мне и без того забот хватает.

– Тогда зачем тебе это?

– Затем, что времена нынче смутные, мало ли как все еще повернется. Сегодня я тебе помогу на ноги встать, а завтра, глядишь, ты меня мечами своего десятка выручишь. Ну что? Договорились?

До дома Арсения всего шагов двести, не успеешь решение обдумать – уже пришел. А обдумать надо: ратники ждали слова десятника, чтобы в свою очередь высказать ему свое. И ни спешить не годилось, ни откладывать на потом, потому что по всему выходило – это решение принимается на всю оставшуюся жизнь, раз и навсегда.

Выбор у них, конечно, был – примерно такой, какой подворачивался добру молодцу из сказок, которых они в детстве наслушались, кто от старого Живуна, кто от других дедов. «Прямо пойдешь, славу воинскую найдешь, да жизнь потеряешь. Направо пойдешь – богатство обретешь, да с душой расстанешься, а налево пойдешь, счастье свое с красавицей писаной сыщешь, только вот с прошлой жизнью навек распрощаешься».