Юрий Гамаюн - Отрок. Перелом

В один из вечеров, когда Егор устал за день так, будто греб против ветра в полную силу, с привычной безнадежностью в очередной раз убеждая себя, что надо наконец забыть прошлое и все свои нелепые надежды и просто жить – здесь и сейчас, к нему неожиданно заглянул староста. Принес медовухи, бабы захлопотали, собирая на стол – слава богу, семья не бедствовала, и затихли на своей половине, оставив мужчин говорить о своем. Отец, тогда еще живой, как раз оказался где-то в отъезде; похоже, Аристарх нарочно так подгадал, чтобы побеседовать с Егором один на один. И разговор у них получился очень занятный.

– Вот гляжу я на тебя, Егор, – Аристарх себе больше наливал, чем пил, но следил, чтобы собеседник не оставлял без внимания свою кружку.

– Что ж во мне такого занятного, чтоб рассматривать? – пожал Егор плечами. – Вроде не девка.

– Да уж, не похож, – хохотнул староста. – Да и девок… Чего там в мои годы рассматривать? А то я их не нагляделся. А ты у нас муж зрелый, хоть воинскую славу добыл и не в сотне, однако же Ратное тебе не чужое. И ты Ратному не чужой, потому и приняли тебя обратно. Я только одного никак не пойму: Ратное тебя вроде бы приняло, а вот ты его?

– Что я? – растерялся от такого поворота Егор.

– Ты Ратное признал? Вернулся? – Аристарх смотрел пристально, и Егор понял, что шутки кончились: староста говорил о том, за чем пришел. – Я же помню, как вас с братьями вечно на сторону тянуло.

– Да ты что, Аристарх? – подобрался в ответ Егор и начал подниматься из-за стола. – Ты меня братьями попрекнуть решил?

– Тьфу, едрен дрищ! Сядь, дурья башка, кому сказал! – староста так зыркнул, что Егор невольно опустился на скамью. – Никто тебя за братьев не винит! А то я не знаю, что такое воинская судьба: с какой стороны лихоманку ни жди, а не убережешься. Жаль, конечно, хорошие ратники из них вышли бы, да теперь только и остается, что помянуть их добром.

Не водилось до сих пор за Аристархом привычки заходить к ратникам просто так, бражки откушать, и пусть никаких грехов Егор за собой не помнил, ему стало как– то не по себе, хотя виду постарался не подавать. К тому же если бы староста решил, что в Егоре есть хоть малейшая угроза общине, не стал бы он с ним разговоры вести. А Аристарх продолжал:

– Ты уже не отрок сопливый, сам должен понимать, что нынче от прежней ратнинской сотни только память осталась. Как колода трухлявая: стоит, вроде и с места ее не сдвинешь, а ткни – развалится. Вот и нам только тычка недостает, чтобы это всем очевидно стало. Это тебе хорошо заметно, от чего ушел и к чему вернулся, а для других изменения не видны, ибо происходят рядом, постепенно и понемногу. Ты это понял, но тоже молчишь – и правильно делаешь, потому как не все способны принять правду. Так?

Егор молча пожал плечами, а Аристарх продолжал:

– Так! Все так, Егор. Думаешь, мы этого не видим? Все видим! И, что можем, с Кирюхой делаем, да вот успеем ли… Только толчка под горку не хватает, чтобы покатилось все так, что не остановить. И ведь покатится, непременно рано или поздно покатится, а потом сотне из-под той горки выкарабкиваться до-олго придется. А с кем? Как Гребень умер, так отроков и перестали толком учить. В слободу молодых на учение отдавать тем более отказываются, давно уже… да и сколько их у нас… Сам видел.

– Ну, а я-то чего? – хмуро буркнул Егор. – Новиков тебе нарожать, что ли? Так это к бабам! – Егор начал злиться, ибо староста невольно пнул его в самое больное: не дал Бог сыновей.

– До такого безобразия мы еще не докатились – за баб рожать, – усмехнулся староста. – Только я не о том, что новиков мало, я о том, что они вовсе появляться перестали!

– Как – перестали? – от такого откровения Егор обалдел.

А ведь и в самом деле: он, помнится, и сам удивился, когда вскоре после возвращения решил размяться, чтобы силу не потерять. Раньше, только начни – со всего села набегали, всем свою воинскую сноровку да ловкость показать хотелось. А тогда вместе с ним только десяток ратников и вышел поутру железом помахать, да новиков при них, дай бог, с пяток. А откуда у мальчишек взяться усердию, если их отцы и дядья сами воинскими занятиями пренебрегают?

– А вот так! Вон, Степан в последнем походе не был, недугом отговорился, а сейчас и сам цел, и мошна трещит, а те, кто кровь пролили, еле-еле концы с концами сводят. Думаешь, им не обидно? И бабы некоторые у колодцев разговоры ведут, что, дескать, лучше нам всем дома сидеть – торговлишкой пробавляться или ремеслом каким. Мол, с ближними соседями воевать сейчас не приходится, а за дальних кровь проливать – не велика радость. Шепотом, конечно, рассуждают, но шепотки эти все громче и громче раздаются, едрен дрищ! Раньше за такое их остальные бабы там же за косы оттягали бы, а сейчас молчат и слушают. Задумываются, тудыть их! – Аристарх зло усмехнулся. – А если бабы задумываться начинают – дрянь дело! Мужи-то их не слушают, а вот отроки и новики все меньше и меньше за сотню держатся: больше в ремесло и торговлю силы вкладывают. И отцы не противятся.