Александр Казанков - Тень предков

– А давайте нассым на него! – предложил второй спутник боярыча, толстенький коротышка.

Ждан уже пришел в себя, выплевал всю воду, отдышался, смотрел за происходящим со стороны. Не его дело, коли кто схватился, пусть сами и разбираются, – батя всегда так говорил. Но когда парни начали развязывать гашники, Ждан вмешался. Ну, нельзя же так! Не по-людски это.

– Э-э, вы чего? – выскочил вперед Ждан – Вы что, нелюди какие?

Высокий, что бросил камень, стоял ближе всех к Ждану, схватил его за грудки, притянул к себе.

– Ты что, холоп, тоже в рожу захотел?

Тут Ждан не стерпел. Родился он вольным, в семье кузнеца, привык к уважению. Силушкой Господь его не обделил. Дал в ухо подлецу, да так, что тот, упав, в песок по уши въехал. Толстяк подскочил к парню и тут же бабочкой полетел в воду. Нос Ждан ему точно сломал. Хороший, молодецкий удар у сына кузнеца. Данилке с кузнецом драться не хотелось и не потому, что он боялся, просто испытывал к парню уважение. А уж что будет с ним, если он ударит господина… Но и спускать это так нельзя. Парни потом засмеют.

– Ты, холоп, помни: ударишь меня, тебя выпорют да еще виру назначат. Сможет твой отец деньги сыскать? Ох, не верится мне в это. Так и останетесь холопами из-за тебя.

Не станет сын кузнеца драться. Холопа метелить – дело нехитрое, но скучное. Ждан печально вздохнул. Будет бить. Ну и пусть. Зато совесть чиста.

Даниил ударил с правой, лениво так, для галочки. Сын кузнеца даже не качнулся. Брови сдвинул, сплюнул кровью и все. Боярыч снова ударил и еще, и еще. Все по морде. Никакого толку, только руку зашиб. Тут уж он рассвирепел, всыпал по полной, а Ждан даже не сопротивлялся. Закончив, боярыч сел на песок без сил. Силен кузнец, ничего не скажешь. Толстый выбрался из воды, выплюнул водоросли, ну вылитый водяной. Глаза злые, копытом бьет. Длинный тоже поднялся, кровью отплевывается. Пнул чужака в живот, тот вздрогнул, простонал. Живой…

– Хватит! – рявкнул боярыч.

– Чего хватит? – проскулил толстый. – Он мне нос сломал, сука!

Даниил от слов друга так и рассвирепел. Вдвоем кузнеца побить не могут, а чего-то тут вякают. Хороши гридни будут, ничего не скажешь.

– Ты его побил? Ты его с ног свалил? Отвечай немедленно!

Боярыч вскочил с песка, надвинулся на своего приятеля, пугающе так. Толстяк был его шире, тяжелее, но испугался, попятился.

– Не я… – промямлил он.

– Так заткнись и радуйся, что я не дал вам мозги на место вправить. Всем все ясно?

Даниил развернулся и бросил яростный взгляд на длинного. Тот сразу сник, весь его кураж провалился куда-то в район живота. Нет, что ни говори, а порода чувствуется. Мал еще боярыч, но вот так вот глянет – и все, желание перечить сразу же пропадает. Даниил развернулся и направился вдоль берега в сторону детинца. Устал, отобедать пора. Его свита увязалась следом. А то бы точно добили, эти могут…

Святослав раскрыл глаза. Веки тяжелые, как будто песком засыпали. Картина, что и раньше: сарай, Аленка с влажной тряпочкой, только еще Ждан в сторонке. У парня ухо распухло, на оба глаза фингал и здоровенный синяк на подбородке. На себя Романов смотреть не желал, наверняка ничем не лучше сына кузнеца, красавцы. Что же за мир такой? Куда ни сунься – везде по морде. Аленка смотрела жалостливо, глазки ласковые, светятся по-доброму. Даже не бурчит совсем, не ругает. Увидела, что Святослав открыл глаза, погладила, приложила руку ко лбу, потом пульс на запястье смерила. Кивнула удовлетворенно. Видимо, все хорошо.

– Невезучий ты, парень. И самому досталось, и Ждан из-за тебя получил. А ведь он с боярычем всегда в мире был. Опасно рядом с тобой находиться. Бедовый ты.

Глаза Святослава вспыхнули от злости и сразу потухли. Нет сил, чтобы злиться.

– Так чего же ты тут сидишь, раз опасно? Я и без тебя обойдусь, – желчно ответил он.

Романов попытался встать. Ах, опять тошнит. Видимо, сотрясение. От прошлого раза отойти еще не успел, а тут опять по голове.

– Лежи уж. Куда собрался?

– От тебя подальше, – буркнул Святослав.

– Гордый… – Аленка печально улыбнулась, глубоко вздохнув. – Тяжко гордому быть холопом. Черта эта княжья, простым людям совсем не нужная. Забудь, кем ты был, а то сгинешь. Господь сказал «смирись».

Волна жуткого гнева и страха, смешавшаяся во взрывной коктейль безысходности, вырвалась наружу. Как же это ужасно желать то, что никогда не будет твоим, и чтобы ты ни делал, навсегда останешься в этом болоте. «А ведь мне немного нужно. Всего лишь свобода! Домой хочу!»