Андрей Лабин - Изнанка

«Нет, у них просил деньги на прошлой неделе. Надо бы протянуть хотя бы еще пару денечков. Есть к ним тоже идти неудобно, мать начнет расспрашивать, почему не на занятиях, про экзамены… И вообще, надо завязывать с пьянством, поменять к чертовой бабушке «Собаку» на что-нибудь более дешевое, к примеру на пивнушку «У Сани»».

Генка перебирал в голове варианты, где мог бы перекусить. Друзья в основной массе учились вместе с ним и, сейчас часть из них сдавала зачет, другая протирала штаны на лекции. Выбор пал на Светлану, фамилию девушки Генка не помнил, помнил, что Игорь Чилимов звал ее «Светка – пипетка». Она училась на вечернем, и сутки через двое подрабатывала консьержкой. «Возможно, она окажется дома».

Генка шел к входной двери, одновременно набирая номер знакомой. Его пальцы коснулись замка, когда телефон в руке, не дождавшись команды «вызов», вдруг затрещал странным ломающимся звуком. В недоумение Генка посмотрел на монитор, цифры «входящего» мерно пульсировали. Что-то защекотало пальцы, лежащие на «вертушке», но так ее и не повернувшие. Он посмотрел на кисть, труха коричневой крошкой сыпалась сверху и стекала по ребру ладони. Генка медленно перевел взгляд на дверь. Это была уже не та филенчатая дверь с медным глазком, которую бесчисленное количество раз он открывал и закрывал. Перед ним было потрескавшееся, облезлое с рассохшимися досками полотно, продолжающее коробиться и лопаться.

Генка ощутил под пальцами зуд, словно под ними копошились муравьи. Отдернул руку: вертушка покрывалась язвами ржавчины.

Дверной косяк выгнулся, краска на нем лопалась и скручивалась барашками, древесина слоилась, покрывалась порами и выщерблинами.

Генка почувствовал, как по телу растекается противная сковывающая слабость, волосы на затылке поднимаются дыбом. Одна доска хрустнула и переломилась. В проломе виднелся лестничный марш.

Сырой подвал с шелушащимся потолком и плесневелыми стенами, ступени, засыпанные отслоившейся штукатуркой, тошнотворный запах гнили под слесарной мастерской ЖЭКа, где Генка в детстве втихаря курил отцовскую «яву», был копией лестничного марша, на который он сейчас таращился.

Телефон продолжал хрипеть. Генка не находил сил сдвинуться с места, ноги словно вросли в пол. Все вокруг менялось: запустение и старость продолжали растекаться по стенам, заползали на потолок и пол. На голову сыпалась побелка, со всех сторон доносился, треск и скрежет.

Снизу на входной двери в подъезд жалобно простонала пружина. До слуха донеслось неспешное шарканье и хруст кирпичного крошева под подошвой. Парализованный страхом Генка с ужасом смотрел через пролом на лестницу, с болезненной томительностью ожидая увидеть обладателя старческой походки.

Темная, невысокая фигура, в черном плаще «шпиона», свисающего тряпкой с худых плеч, в фетровой, потрепанной шляпе из-под которой на плечи спадали длинные слипшиеся, черные как смоль волосы, двигалась невообразимым образом. Тип сделал шаг и моментально оказался возле двери, преодолев разом, семь ступеней.

У Генки никак не получалось объять происходящее своим испуганным, сузившимся до игольного ушка сознанием. Вокруг все сыпалось и ломалось. Телефон продолжал хрипеть и трещать в потной ладони.

Мужчина в плаще так резко поднял голову, что Генке показалось, – сейчас слетит шляпа. Однако она осталась на месте, словно приклеенная. Через пролом в искореженной двери на неподвижном, бледном, почти белом лице, порезанном нитями длинных волос, на него смотрели глаза с огромными зрачками с яркой обводкой как потухшие солнца с застывшими языками огненной короны.

За спиной с грохотом и звоном бьющегося стекла рухнула люстра. Генка вздрогнул и инстинктивно сделал маленький шажок в сторону. Он получился кротким и уродливым, словно вместо ног были протезы.

Резкий и сильный удар в дряхлую дверь пробил ее насквозь, переломив еще одну доску. Треск прозвучал, как выстрел. В голове у Генки, словно что-то перещелкнуло. Он долго моргнул, словно смывал с глаз загустевшее наваждение, затем просветлевшим взглядом обвел руины, в которые превратилась квартира и обернулся. Коридор на кухню представлял собой развалины после бомбежки.

Огромный пласт штукатурки отвалился от стены и осыпался в проход, оголив кирпичную кладку, выключатель болтался на обуглившейся проводке и искрил. Кухня чернела и шелушилась. Половые доски под усохшим растрескавшимся линолеумом перекорежило, казалось, под полимерным покрытием набросаны сучковатые ветки. Лишь окно, на кухне оставалось не тронутое старением.