Татьяна Трохимчук - Молитва о семье. Книга вторая

Одним слитным движением младший лейтенант НКВД Кучмак спрыгнул с повозки. Молодое, хорошо тренированное тело, не испытывающее недостатка в витаминах.

– Давай-ка покурим, сержант.

– Покурим.

Слегка отстали от всех, закурили.

– Вчера видел тебя в управлении на награждении. По известной причине поздравлять не буду. В списки спецпоселенцев твоя мать Фомина Мария Алексеевна была внесена в последний момент. Изменения внесла лейтенант Ющенкова.

– Товарищ младший лейтенант, благодарю вас за объяснение. Скажите, это была личная инициатива лейтенанта?

– Не знаю, может быть «цу» сверху поступило?

– Сверху?

– Сержант, ты новый человек, до вчерашнего дня я тебя не видел. Ты разве не знаешь кто отец Ющенковой?

– Нет, не знаю.

– Старший майор госбезопасности, в Москве, в столице нашей родины! А мы с тобой здесь дерьмо разгребаем.

– Лейтенант Ющенкова совсем недавно была …

– Была! Не тебя одного вчера наградили. Приказ о присвоении звания пришел к концу дня. Теперь она лейтенант.

В этот момент я посмотрел на лицо старшего конвоя. Все очень просто. Зависть. Имеющая под собой реальную основу. Виолетта Пантелеевна в органах не более года и уже лейтенант. Старшему конвоя лет так двадцать пять, в органах он намного больше. Все понятно.

– Товарищ младший лейтенант, у меня к вам вопрос и просьба.

– Н-да сержант, далеко пойдешь, если не остановят. Может быть тебе еще сто грамм и бабу? И уже не ко мне. Матвиенко, твою ж мать! Нашел где отлить, вот же придурок на мою голову! Давай быстрее излагай сержант!

– Разрешите сопровождать с вами спецпоселенцев, это из-за матери. И верните табельное оружие.

– Психовать не начнешь? Мне еще тут стрельбы не хватает!

– Нет. Буду вести себя согласно устава и полученного ранее вами приказа.

– Да, я видел. Ты даже с матерью не заговорил!

– Так не положено, товарищ младший лейтенант, с задержанными.

– Вот я и говорю – далеко пойдешь сержант!

– А насчет стрелять. Не стал бы этого делать, да даже и без ствола смог бы положить несколько человек, – наклоняюсь к голенищам сапог, шаг – ножи в руках, разгибаюсь, еще шаг, бросок – и два хищных лезвия подрагивают в задке повозки, едущей в метрах пяти от нас. Идущий рядом конвойный, поворачивает голову на звук и потрясенно смотрит на непонятно откуда, появившиеся ножи, бледнеет. Воображение развито у парня. Матвиенко, это он ударил мою мать!

– Смог бы сделать это лучше, сейчас – нервничаю, товарищ младший лейтенант.

Тот, слегка офигевший, смотрит на меня, достает еще одну папиросу, подкуривает.

– Значит правду о вас говорят. Вы вдвоем положили взвод красноармейцев, бойцы были обученные, ни одного первогодка среди них не было …, – младлей с минутной задержкой выпустил дым, – и разговора у нас с тобой, сержант, тоже не было, ты понял?

– Так точно. Беседовали о погоде, об очень ранней осени в этом году.

Откровенность младлея понять можно. Он не хочет никаким боком быть втянутым в разборки «гэбэшных» небожителей. С одной стороны, старший майор ГБ, с другой – мутный сержант, обласканный начальством. Между ними, явно связующее звено, Ющенкова Виолетта Пантелеевна. Недавно арестован нарком Ежов. Обычная картина сегодняшнего дня – перетрясти ближайшее окружение таких высокопоставленных "людей". Вряд ли кто-то из них останется на своем месте, обойденным вышестоящим вниманием и заботой. С отбитыми почками, сцать только с болью и кровью в столыпинском вагоне – на север, на снегозаготовки. Кого нельзя выпускать, останутся в подвалах Лубянки, но тоже ненадолго. Пуля в затылок – решение проблем с языком. Так кому из них повезет больше? Кандидату на звание, Матвиенко? До конца дня не повезет, окончательно не повезет. Жопу рвать, зарабатывая сержантские кубари, уже не будешь!

Мать, это святое для каждого из нас. Даже, если в прошлом у кого-то она была наркоманкой и проституткой, сразу в роддоме отказавшись от своего ребенка. Все равно в душе останется капелька тепла к этому человеку. Если нет – значит вы пали еще ниже, вы стали хуже наркоманки и проститутки! Это я так оправдываю убийство еще одного чекиста перед своей совестью. Хотя надо сказать правду. Я опричник «НКВДшной» системы и руки мои по образному выражению по локоть в крови!

Минут через пятнадцать были возле райотдела, где уже ждали машины. Система работала как хорошо налаженные часы. Система репрессий и подавления любого инакомыслия. Комизм ситуации в том, что не будь НКВД – не было бы Советского Союза. СССР – тюрьма народов! А то состояние в котором мы находимся, как называется?