Алексей Борисов - Смоленское направление. Кн. 3

Семён грамотно обложил пять дворов своим конным отрядом, согнал женщин, стариков и детей в один дом, а Строган в это время дал команду выносить всё более-менее ценное добро на улицу. Целых два возка сумели наполнить одними шкурками. Ещё один продовольствием, но боярину показалось этого мало.

— Вытаскивайте всех женщин и детей! Продадим в Новгороде. Деревню сжечь!

— Не позволю, — возразил Домаш, — Нельзя людей трогать, они уплатили данью с лихвой.

— Да? А дюжина погостов, — брызжа слюной, завопил Наездинич, — С которых я ничего не получил? Они заплатят за них!

— Строган, когда ты спалил Ореховцы, ты уже перешёл дозволенную черту. Но там староста отказался платить. Здесь дань получена, отзывай людей. Не гневи Бога. Есть Закон, и нарушать его, я не позволю.

— А вымершие Лосицкий и Быстреевский погосты Шелонской пятины*, которые твой братец два года назад чуть ли не с землёй сровнял, это как, по Закону?! Я отзову людей, но Семён пойдёт собирать дань дальше. Можешь идти с ним.

(Число пятин соответствовало числу концов города Новгород. К северо-востоку от Новгорода, по обеим сторонам Онежского озера, лежала пятина Обонежская; к северо-западу, между Волховом и Лугой, — Водьская; к юго-востоку, между Мстой и Ловатью, — пятина Деревская; к юго-западу, по обеим сторонам реки Шелони, — Шелонская, наконец, на юго-востоке простиралась пятина Бежецкая).*

— Куда? Может, — издёвкой пошутил Домаш, — В Юрьев?

— Куда скажу, туда и пойдёт. Семён! Живо ко мне!

К боярину подскакал Семён, остановив коня в полуметре от спорящих новгородцев.

— Слушай меня внимательно воевода. Я со своими холопами увожу рухлядь, а ты с остальными пойдёшь дальше, вниз по реке.

В этот момент из дома стали выводить женщин с детьми, и Твердиславович не выдержал, стукнул пятками в бока своего коня, посылая скакуна вперёд, остановить преступный приказ. Не обращая на это внимания, Строган продолжил.

— Твоя цель Изменка, это деревня паромщиков. Иди по льду озера, как показано на этой бересте, — боярин вынул из сумки берестяную карту и протянул её Семёну, — Там дождёшься рябого Витька, он покажет тебе тайный знак, клеймо на куске кожи. С ним будет рыцарь Рихтер и наёмники, он поможет тебе захватить Самолву. Домаша, если пойдёт с тобой, можешь убить в любой момент. Пять гривен за это получишь, но сделай это без свидетелей.

Семён промолчал. Гривны были нужны, но уподобиться убийце черниговец не хотел. Не вязалось это с его понятиями воина. Однако и слова 'Нет' он не сказал.

— Заканчивай здесь. Смердов можешь оставить. Собирай людей. Уходим.

Этим же утром, дружины Александра и Андрея Ярославовичей вошли в Псков. Город взяли тёпленьким, без боя и практически без кровопролития. Воинот провёл в кремль отряд из двадцати литвинов Свиртила в одеждах крестоносцев, которые по-тихому сняли всю охрану и заперли в порубе двух братьев-рыцарей, забрав предварительно пару рогатых шлемов, подаренных ещё в прошлом году Гюнтером. Пока суд да дело, швабец проник в комнатку с архивом и вынес с собой копию грамоты, любезно предоставленной Штауфену, на право владеть землями Самолвы. Теперь, Гюнтера нельзя было ни в чём заподозрить. Служащий архива, помогавший отыскать пергамент, нечаянно слетел с лестницы и сломал себе шею. Псков проснулся освобождённым, и самое интересное, что горожане не ощутили разницы, вернее, по началу, даже не поняли, что поменялась власть. Булочники пекли хлеб, молочники повезли на рынок молоко, рыбаки утренний улов, а стражники на кромских* воротах продолжали нести караульную службу. И лишь когда малая дружина князей стала подъезжать со стороны Охабня к кремлю, псковчане забеспокоились. Ливонцы просто проморгали внезапное нападение, будучи уверенными, что все военные силы Северной Руси находятся на южных рубежах. Кто их заверил в этом — до сих пор не известно.

(Кром — кремль в Пскове)*

Окрылённые успехом князья принялись наводить в городе порядок. Полетели головы предателей и сочувствующих старой власти. В городском порубе стало не продохнуть от количества людей. Дети подозреваемых в измене бояр были отправлены в Новгород. Но главного, а именно богатой казны, князья не обнаружили. Взволнованный начавшимися репрессиями и экспроприацией продовольствия, народ Пскова собрал вече. Как ни радостно было освобождение от оккупантов, но наличие князей с дружинами в городе стало тяготить. Псковчане хотели самостоятельности, как в прежние времена, и когда полупьяный молоденький боярин в окружении своих друзей заорал: