Александр Мазин - Богатырь

Духарев забрал у сына лук и рысцой припустил за беглецом. Быстрей – никак. И опоздал, конечно. Семирада ждали. И пяти проигранных минут оказалось достаточно. Духарев успел увидеть только корму, скрывающуюся за береговым изгибом.

Духарев, пыхтя, ломанулся обратно. И тоже опоздал. Частично. То есть Семирад со своими гребцами успел уйти метров на двести вниз по течению, а вот Явнея только-только отчалила.

– Явнея!

Женщина обернулась, едва не выронила весло.

– К берегу! – крикнул Духарев.

Замерла.

Может, испугалась, а может, прикидывала – сумеет ли уберечься от стрелы.

Явнея успела отплыть метров на пятьдесят. Для боевого лука – не дистанция. Но Сергею Ивановичу чертовски не хотелось стрелять. Он здорово устал, руки дрожали. То есть промахнуться он не промахнется, но в снайперской точности уверенности нет.

– Живо! – рявкнул Духарев командным голосом.

Подчинилась, слава Богу.

Духарев ухватил приставшую лодку за нос, выволок на берег. Явнея выбралась сама.

Ее трясло.

– Говори!

Явнея рухнула на колени, попыталась обнять сапоги князь-воеводы, Духарев не дал, отпихнул ногой.

– Прости меня, господин! Нурманы – такие страшные! Перепугалась я, побежала…

– Не врать мне! – рыкнул Духарев.

Явнея ткнулась лицом в песок, затряслась еще сильнее.

– Я не убиваю женщин, – процедил Сергей Иванович, нависая над ведуньей. – По возможности – не убиваю. Дай мне такую возможность. Правду говори!

Собственно, этого он и ждал. Навела, подставила. И косяк, в общем, его, Духарева. Оставил бабу без пригляда. Расслабились. Не Дикое, чай, Поле или нурманские фьорды – земля кривичская.

Вопрос: что с ней теперь делать?

– Не-е, убивать не надо! – великодушно заявил Илья. – Пусть живет. Холопкой у матушки. Матушка с любой колдуньей управится. А уж эта… Что ты за ведунья, если поставила против нашей удачи на каких-то нурманов? – обратился он к Явнее.

Та промолчала. Жить, пусть и холопкой, лучше, чем умереть. А она ведь даже на легкую смерть не надеялась. За то, что подвела варягов под ворогов, легкая смерть – подарок. Потому и колебалась: возвращаться к острову или нет? Смерть от стрелы – легкая. Вернулась, потому что боялась: не насмерть подстрелит страшный князь. Подранит и еще страшнее замучит.

А кто был доволен, так это Илья.

– Как ты ему! «Я убил многих, всех не упомнишь!» Жаль, удрал змей! Но ничего! Сведут кривые дорожки.

В итоге всё обернулось к лучшему. Прав оказался Медогар. Не в физиологии было дело. Если бы не стресс, Илья, быть может, еще долго пребывал бы в калеках. А так дело быстро на поправку пойдет. На одной ноге уже стоит твердо, а вторая…

– Болит! – весело сообщил сын. – Аж огнем печет! Хорошо. Вот эта у меня тоже сначала болела, а потом – хорошо! Не убивай ее, батя! Славно же всё получилось. Мы с тобой четверых матерых нурманов в Валхаллу спровадили. Любо!

Любо!

Три недели спустя пришло время расставаться. Так решил сам Илья. И Сергей Иванович не препятствовал. Сын выздоравливал стремительно. Еще прихрамывал, правда, и одна нога была потоньше другой, однако – впечатлял. Если не обращать внимания на гладкие щеки и светлый пушок на верхней губе, так и не скажешь, что парню всего пятнадцать. Ростом почти с Сергея Ивановича, а в плечах, может, и пошире. Но дело даже не в плечах. Глаза на по-юношески чистом лице совсем не юные. Глаза того, кто уже ходил по краешку между явью и тенью смертной. Ходил – и не потерялся.

Впрочем, Духареву такое не в новинку. У гридней других глаз не бывает.

– Что теперь, сын?

– А что велишь, батя?

– Ничего не велю, – качнул головой Духарев. – Сам чего хочешь?

– Мир поглядеть, – не задумываясь, ответил Илья. – Землю потоптать живыми ногами, – метнул взгляд на Голубя, – ну, или копытами.

– Добрая мысль. С Богуславом на восход пойдешь?

– Пойду, коль велишь, – согласился Илья, но Духарев уловил подтекст.

– Не с братом, сам хочешь?

– Ага, – улыбнулся Илья. – Сам. Один. То есть – вдвоем, – поправился он, вновь глянув на Голубя. – До зимы, ладно? Можно? А Моров…

– О Морове мы уж как-нибудь позаботимся, – пообещал Сергей Иванович.

Не хотелось Духареву отпускать пятнадцатилетнего парня странствовать в одиночку. Но это было не глубинное чувство, а всего лишь жадность отца, не желавшего терять сына даже на время.

А Илью он понимал. Понимал, почему тот не хочет идти вместе с Богуславом. Не потому, что боится потеряться под тенью старшего брата. Парень хочет проверить, чего он стоит сам по себе. Вне могучего рода князь-воеводы Серегея. Орленок решил испытать крылья. И это нормально. Силком удерживать нельзя ни в коем случае. Если правильный сын вырос – непременно вернется. Но уже по собственной воле. А когти и клюв у этого орленка достаточно крепки, чтоб защититься от воли чужой. Пусть летит.