Александр Мазин - Богатырь

Конечно, предупредить сына Сергей Иванович не успевает.

Но в этом и нет необходимости. Стремительный хлест по ногам Богуслав встречает сильной частью правого меча и бьет сам. Просто и бесхитростно. Сверху вниз. По незащищенному правому боку Габдуллы, который и уже не защитить. Шемаханец всё вложил в коварный взмах. Победить или умереть. Не победил. Но и не умер.

Мечом сверху и ногой – снизу… Габдулла опрокидывается навзничь, падая, пытается достать противника…

Но Славка контролирует саблю, вяжет ее собственным клинком. Ему сейчас совсем просто добить противника, но он этого не делает. Вжимает острие меча в кольчужное плетение на шуйце Габдуллы, давит, пока тот не разжимает пальцы. Богуслав пинком отбрасывает саблю мусульманина, сдвигает шлем на затылок и говорит отцу:

– Я победил, верно?

Его слова слышны всем, потому что народ замер в ожидании развязки и над ристалищем – звенящая тишина.

Которая тут же взрывается ликующим ревом народа.

Симпатии толпы, как правило, на стороне победителя. Да и род князь-воеводы Серегея в Киеве любят куда больше, чем боярина Семирада. И потому сейчас даже самые истовые христиане радуются, что правда восторжествовала. Варяжская правда.

– А я думал: он тебя поймает, Славка! – заявил Илья, устраиваясь в санях поудобнее. – Вы же доставали одновременно. Он – тебя, а ты – его. Он бы тебя ранил, а ты б его убил! Бать, а зачем он так сделал?

– Честь, я думаю, – предположил Сергей Иванович.

Он тоже устроился в санях. Его коня вел на поводу дружинный отрок.

– Понял, что будет побежден, и решил добыть хоть что-то. А Славка – не повелся.

– Бать! Ну как я мог повестись! Я его по пальцам приложил о-очень знатно. Уверен, что сломал парочку. Такой рукой он не то что драться, задницу не подтер бы! И ловушка-то – хлипкая. Сработала бы, если б я, как петушок глупый, кинулся.

– А я б – кинулся, – признался Илья. – Чтоб он вторую саблю не схватил.

– Ты – молодой, шустрый, – усмехнулся Богуслав. – А я – муж зрелый. Нам суетиться не по годам. Мы всё не спеша делаем. Обстоятельно.

– Угу. Не спеша. Биться. Ты сказал тоже!

– Э, братец, вот тут ты не прав! – Богуслав придержал коня, дав возможность встречному проскользнуть у забора. Сани и эскорт Духарева занимали почти всю ширину улицы. – Не спешить – это не значит медлить. Это значит – делать в нужное время то, что нужно. И не больше. Вот смотри: Габдулла придумывает ловушку, делает обманное движение, растопыривается, как корова под быком (Илья хихикнул), саблей сечет аж вот так… – Богуслав широко махнул рукой. – А я что? Я вот так вот меч опускаю. Не спеша. На пол-локтя. И всё. Вся хитрость и суета шемаханца на моем клинке и заканчиваются. Дзинь! И он уже подо мной. Как девка с раздвинутыми ножками. Тут уж суетись – не суетись, а поимеют. И, заметь, по-мужески. То есть обстоятельно и без спешки. Доступно?

– Ага. Только я так не умею.

– Это ничего, – успокоил брата Богуслав. – Опыт, брат, это дело наживное.

– Бать, а что теперь с Семирадом будет? – сменил тему Илья.

– Это князь решит, – без особого воодушевления ответил Духарев.

– А чего тут решать? – удивился Илья. – Он по Правде перед нами виновен. Значит, отдать его нам головой и весь ущерб наш из его имения возместить!

– Если великий князь так решит, значит, так и будет.

– А может – иначе?

– Может, и иначе.

Это для язычника Владимира суд поединком был знаком богов. Для Владимира-христианина – не факт. Многое еще от Добрыни зависит. Семирад с Путятой в одной связке, а Путята – из людей Добрыни. Отдаст Добрыня Семирада? Тоже не факт. Но что бы ни решили в княжьих палатах, поединок был – не зря. Помимо великого князя есть еще общественное мнение. И позиция варяжских и нурманских воевод, для которых суд поединком – исконное право решать проблемы. Что бы ни решил князь, в глазах общественности Семирад – тать. И если Духарев его накажет в обход князя, народ будет на его стороне. Можно и вече поднять… Хотя нет, до этого вряд ли дойдет. Тот же Добрыня не допустит. Пойдет на компромисс.

Владимир был взбешен. Даже то, что Габдулла остался в живых, не умерило его гнева.

– Надо было отдать Серегею твоего Семирада! – заявил он дяде. – Сын бесплодной свиньи! Змеиный язык! – Владимир перешел на нурманский. – Мой хускарл вышел на хольмганг за этого труса! Мой холоп! – Великий князь снова вернулся к словенскому.

– Ты уж реши, племянник, кто он тебе – воин-страж или холоп, – произнес Добрыня. – Если он – свободный воин, то вправе сам решать, за кого сражаться. Если холоп, то ты должен его примерно наказать за своеволие!