Александр Мазин - Богатырь

Но вслух ничего этого князь-воевода Моровский не сказал. Была ведь и другая правда.

– Путята на наш род давно зуб точит, – произнес он. – Напасть боится, так исподтишка куснуть норовит. И всех, кто нам недружен, привечает. Вот как боярина Семирада, к примеру.

Илья уже знал, что Семирад – из батиных недоброжелателей. Хотел с батей по торговым делам пободаться – получил по рогам. Хотел замириться: взять в жены Лучинку, которая тогда не была еще женой брата Богуслава – от ворот поворот. В общем, везде, где мог, старался Семирад бате нагадить. Батя только усмехался. Говорил: врага надо знать в лицо.

Хотя какое у Семирада лицо? Рыло свиное. Да ну его!

У Ильи в голове все крутились батины слова о бедах и испытаниях. Что ж такого ему сделать, чтоб ноги вернуть?

– Стой! – скомандовал Илья, и Голубь встал как вкопанный. Илья вовремя откинулся назад, удерживая равновесие. Шагов сто. Отсюда кабаний выводок казался мелким, будто стайка мышей. Однако на белом, присыпанном первым снежком склоне Илье виден каждый зверь: подсвинки, свиньи, секач. Если бы Илья охотился ради мяса, начал бы с подсвинков, но нынче его главная цель – секач. У секача под шкурой калкан – покрепче иной брони. Считай, воин среди зверья. Слабой рукой такого не завалить.

Илья прикинул: кабаны выше его локтей на тридцать. Снежок сыплет, но совсем меленький. Пыль, а не снежок. Не помешает. Ветер – чуть-чуть, навстречу. Тоже хорошо. Запахи и звуки относит. Илья вынул из тула три стрелы. Одну – боевую, с узким граненым наконечником, – уложил в гнездо тетивы. В том, что попадет, Илья не сомневался. Его лук и на двести шагов бьет уверенно, а тут – вдвое ближе. Вопрос: как он попадет. Илья подцепил колечком тетиву, выдохнул, вдохнул… раздернул лук во всю мочь.

Стрелка пошла ровно. Не зря Илья ежедневно не меньше трех сотен выстрелов делает. Наловчился туловище прямо держать.

И сразу за бронебойной – вторую и третью. Это уже – срезы. Для подсвинков.

– Вскачь! – крикнул Илья, бросая лук в налуч. Голубь сорвался с места. Куда скакать – сам догадался. Илья пригнулся, упершись руками в луку. Пожалуй, так он мог бы удержаться и без хитрого отцова седла. Если понадобится.

Голубь домчал вмиг. Кабанов и след простыл. Кроме трех. Все три стрелы нашли цели. Подсвинки были еще живы, барахтались, пятная кровью снежок. А вот матерого секача Илья положил сразу насмерть. Стрела вошла в глаз едва ли не по оперение. Кабан где рыл, там и лег.

Подскакали радимичи. Тут же спешились. Один ухватил секача за переднюю ногу, оттянул, чтобы второй мог в сердце ударить, кровь слить.

– Стрелу мне не поломай! – строго произнес Илья.

Хорошая стрелка, проверенная. Такая дорого стоит. Иной раз – жизнь.

Когда въезжали в Моров, Илья еще на подходе увидал, что у пристани судов прибавилось. И среди прочих – морской драккар, который как раз швартовался у пристани, – работники только-только мешки с шерстью бросили, чтоб красавец-корабль бока не оцарапал. Э-э-э! Это ж не просто драккар – родной кораблик. С батиным «Морским конем» на парусе и страшным змеем-драконом на носу. Другого такого не было ни у кого: ни у нурманов, ни у варягов, потому что привез его брат Богуслав с самого дальнего Восхода и в отличие от нурманских фигур не снимал никогда. Пусть враги боятся, а свои и так знают стяг князь-воеводы Серегея.

Брат! Брат приехал!

– Подсвинков – на стол, секача – псам и челяди! – крикнул Илья сопровождающим, а Голубь уже нес его вниз, к пристани.

Поспел как раз, когда брат перемахнул через борт.

Илья голосом осадил жеребца, сумев ровно удержаться в седле:

– Славка!

– Илюха!

Старший брат ухватил Илью за предплечья, благо, роста ему хватало.

– В седле! – проговорил он восхищенно. – Отец говорил, да я не поверил! Илюха! Годун!..

Илья увидал, как заблестели от слез глаза брата. Он и сам… обрадовался.

Сглотнув ком в горле, произнес солидно, как положено хозяину:

– Устал небось с дороги-то? В баньку или покушаем сначала? Я двух свинок подбил нынче. Велел к столу готовить.

– Какой – устал? – засмеялся Богуслав. – Веришь, за целый день за весло ни разу не подержался. Зато пук перьев сгубил, пишучи. Сам-то грамоту не забываешь? – Последний вопрос Богуслав задал по-ромейски.

– Не забываю, – тоже по-ромейски ответил Илья, гордясь столичным «патрицианским» выговором, коему научил его привезенный из Константинополя педагог. – Ты как, один или со своими?