Владимир Корешков - Почему Я? Часть 2

Закончив школу с великолепным аттестатом, без проблем поступила в аэрокосмический. Ее всегда манило и завораживало звездное небо, в нем таилось столько загадок и секретов. Она считала, что, обретя нужные знания, станет к нему ближе и обязательно раскроет пусть хотя бы даже небольшую их часть. Своего принца, того, о котором мечтала всю жизнь, она увидела сразу, как только зашла в аудиторию на первую лекцию. Высокий, широкоплечий, подтянутый, светловолосый, в синих потертых джинсах и черном свитере на голое, загорелое, как бронза, тело, который, облегая, подчеркивал всю рельефность его накачанного торса – атлета. С белоснежной загадочной улыбкой и голубыми, смешливыми, с легкой сумасшедшинкой глазами, немножко самоуверенный, немножко надменный – таков был Алексей.

Женино сердечко дрогнуло и забилось часто-часто. Она всю пару не могла отвести взгляда от его античного профиля, даже не слушала, о чем говорил седой преподаватель, который вел их курс.

Надо сказать, что не одна Женя была очарована сказочным красавцем. За Алексеем охотилась добрая половина женской части коллектива всего института. А он никого не выделял, со всеми общался ровно, на женские хитрости и уловки не реагировал и умело обходил расставленные самыми искушенными и опытными обольстительницами ловушки, не попадая ни в чьи силки. Казалось, его интересовала только учеба.

Прошло два года. Их группа после окончания очередного семестра отправилась в поход на природу. Палатки поставили возле речки. Мальчики ловили рыбу, девочки накрывали на стол. Потом, после сытного ужина, все вместе уселись у костра, впитывая всеми порами кожи обжигающий жар от горящих поленьев и неспешно потягивая вино. Дым ровным столбиком уносился далеко в ночное небо. На самом небе, как желтый кусочек дорогого сыра, повис диск луны, освещая все вокруг как днем. Так всегда происходит в полнолуние. На душе было необычайно хорошо.

– Спой, Женя, – попросили ее ребята.

Когда-то родители научили ее музицировать, для этого специально было приобретено пианино. Два раза в неделю приходил строгий учитель Фридрих Исаакович, который учил ее играть по нотам, но, став постарше, Женя забросила пианино, ее увлекла гитара, ей она была ближе по духу. Слух у Жени был великолепный, самые сложные композиции она подбирала сама, без помощи нот, на слух. Голосом тоже была не обделена. Он у нее был чистый, звонкий и в то же время сильный. Как только она взяла пару аккордов, стало тихо. Запев, приковала все внимание к себе. Ребята просили еще и еще. Репертуар у нее был разнообразный – от слезливых девчачьих песенок до залихватски-мужских. Особенно у нее хорошо получались романсы. Через какое-то время она заметила, что Алексей смотрит на нее неотрывно, и в его всегда насмешливых глазах читалось откровенное восхищение. И это подзадоривало ее, она вошла в раж, играя амплитудой голоса как заправская оперная дива, моментально переходя с высоких нот на низкие.

В этот вечер у них все случилось. И именно так, как всегда представляла себе Женя. Алексей был настоящим принцем – очень нежным, заботливым и внимательным по отношению к ней. Они целовались до утра и никак не могли насладиться друг другом. А потом, уставшие и счастливые, уснули на заре, крепко обнявшись, под заливистую трель соловья.

Еще через какое-то время Алексей попросил ее руки. Сказка состоялась. Женя летала. Она была счастлива как никогда. Хлопоты по подготовке к самому важному торжеству в жизни каждой девушки – собственной свадьбе – такие приятные, хоть и надо переделать уйму дел: заказать зал, выбрать лимузин и пригласительные, посуду на стол, торт, да еще много, много всего мелкого и крупного. Она уже примеряла свадебное платье, когда вдруг почувствовала непонятную тянущую боль внизу живота.

– Наверное, ты беременна, – лукаво щурясь, предположила мама. – Обязательно сходи к врачу.

Врач как будто окатил ледяным душем, его вердикт был беспристрастным, безжалостным и таким ужасным… Сейчас у докторов не принято жалеть пациентов. Не знаю, почему они вдруг стали такими бездушными, а может, последователи Гиппократа всегда были такими. Они говорят пациентам все прямо, без утайки, без обиняков и какой-либо деликатности, не давая им ни единого, пусть самого иллюзорного, шанса. Каждое их слово, пока они зачитывают диагноз, звучит как забитый в крышку твоего гроба гвоздь. Они даже не удосужатся хотя бы ради приличия отвести глаза, в упор рассматривая больного как некую распластанную на операционном столе, приготовленную для препарации лягушку, пока выносят свой страшный приговор, словно имеют какое-то особое право быть самой главной истиной в последней инстанции, и от этого становится еще более жутко. Почему-то для них совсем неважно, как при этом себя чувствует человек, которому только что поставили страшный диагноз, что у него происходит внутри, в душе. Какой холодный липкий ужас – до крика, – испытывает он. Онкология – четвертая стадия. Срочная госпитализация. У Жени все внутри оборвалось.