Андрей Посняков - Боярин - Смоленская рать. Посланец. Западный улус

Под веселье… Черт побери, так ведь праздник же скоро! А к празднику нужно готовиться, не пускать это дело на самотек.

Подумав так, Ремезов сразу повеселел, не любил он долго в прострации находиться. Сразу же и велел кликнуть к себе всех, на кого полагался – тиуна, деревенских старост, Микифора, Гаврилу, Неждана, Демьяна Умника. Даргомысла не звал – гордый старик все равно не пошел бы, да и какое ему дело до чужих праздников: там, на выселках, все жили наособицу, сами по себе, правда, оброк платили исправно – кузнецким товаром да мягкой рухлядью, которую по зиме на продажу готовили. Да и князю Всеволоду Мечиславичу нужно было отстегнуть, как же без этого?

– Ну? – усадив всех гостей на длинную лавку, Ремезов прошелся по горнице, слушая, как стучит по крытой дранкой крыше дождь. – Как у нас обычно праздники проходят?

Парни – Микифор с Гаврилой – переглянулись:

– Знамо, как, господине. Весело!

– Хорошо, хорошо, – усевшись на скамью, Павел посмотрел на тиуна. – Давай-ка, Михайло, в подробностях все доложи.

Рядович поднялся, откашлялся, потеребил редкую свою бороденку:

– Пива за счет обчества – три бочки варим, да бражицы – два котла, да медовухи котел.

– Хватает?

– Еще остается… Да сам ведь знаешь все, батюшка!

– Знать-то знаю, – отмахнулся молодой человек. – Просто уточнить хочу. Значит, пития хватит?

– Всегда, господине, хватало.

– А заедки?

– Быка забьем, пирогов сотворим, блинов, каши…

Ремезов задумчиво кивнул:

– Ну, ладно, допустим, с материальной частью покончили. Теперь – о духовной.

– О чем, господине?

– Песни, пляски и прочее!

– Нешто плясать будем? – перекрестился Михайло-рядович. – То ж бесовское!

– Конечно, будем плясать! – тут же вскинулись парни. – Что за праздник без пляски. Да и тебе, Михайло, как медовуха в рот попадет – сам начнешь коленца выделывать.

Павел прищурился:

– А для танцев неплохо бы музыку…

Патефон и вальс «Дунайские волны», рио-риту можно – хоть и буржуазный танец… Господи, что за мысли такие? Рио-рита…

Ансамбль «Шокинг Блю» – самое то! Или – Сильвия Вартан.

Тьфу ты… хрен редьки…

– Ты почто кривишься, батюшка? Аль не угодил кто?

– Это я о своем, не парьтесь.

– А-а, ты, кормилец – про баню! Спроворим!

– Я о празднике, – Павел снова скривился. – Музыканты на усадьбе имеются?

– Девки песни поют складно.

– Песни – это одно, батюшка-боярин про музыку спрашивает.

– Так скоморохов пригласить!

– Ага, скоморохов – потом всей деревней грехи отмаливать.

– Да что, у нас своих, что ль не найдется?! – опершись руками на стол, громко спросил Ремезов. – Гудошников, свирельников… никто не играет?

– На свирели-то? – оживился тиун. – Есть, есть, пастушата… правда, малы еще…

– Ничего, поиграют.

– И еще один человек есть, – затянув пояс, поднялся с лавки Демьян. – Я как-то слышал… очень хорошо на гуслях играет – любо-дорого. Ноги сами собой в пляс идут.

– Это кто ж такой? – удивленно зашептались собравшиеся. – С выселок кто-то, верно. Что-то мы не слыхали. Да ты не томи, Демьянко, коль начал, так уж говори.

– Все вы его хорошо знаете, – парнишка откинул упавшую на лоб челку. – Это Окулко-кат.

Мертвая тишина вдруг повисла в горнице, и снова стал слышен шум дождя – кап-кап, кап-кап, кап…

Окулко-кат – музыкант? На гуслях играет? Это ж все равно, как… ренегат Каутский вступил бы в партию большевиков! Нет… Если б «Роллинг Стоунз» пригласили солистом Хампердинка! Или Далида подалась бы в монашки…

– Да разве Окулко-кат…

Ремезов улыбнулся:

– А вот мы его сейчас позовем и послушаем. Демьянко, сбегай-ка.

– Посейчас, господине.

Отрок тут же вскинулся, распахнул дверь, запустив в жарко натопленную горницу запах сырости и мелкую нудную морось.

– Я сейчас, я быстро!

Палач явился на зов тот час же, уже с гуслями под мышкой. Поклонившись боярину и собравшимся, важно уселся на лавку, бережно пристроив на коленях свой инструмент.

– Ну, друг Окулко, играй! – махнул рукой Павел.

Кат не заставил себя долго упрашивать, мазнул по струнам, заиграл, все громче, все веселее – у всех словно мурашки пробежали по коже, ну, до чего ж хорошо, благостно! Вот она, музыка!

А палач уже ногой в такт притоптывал, мало того – запел неожиданно недурным баритоном:

Ай ты, гой еси, чудище поганое!

Поганой-препоганое, оп-па!

А я парень простой – зовусь Садко!

– Парень простой! – захлопав в ладоши, подхватили собравшиеся. – Зовусь Садко!