Дмитрий Таланов - Подмастерье

– Ваш бог пугает меня, мы не сойдёмся в цене, – буркнул Филь.

Монах осуждающе покачал головой.

– Господь – наш отец, а цена здесь – твоя душа, сын мой!

Едва заслышав «сын мой», Филь, как всегда в таких стычках, поторопился напомнить, прерывая готовый обрушиться на него поток слов, к которому отец Николай был склонен в силу избранной им профессии:

– Дорогой брат, вы не на проповеди! И вы до сих пор не рассказали мне, почему выбрали Виченцу.

Монах снисходительно улыбнулся.

– Быстрый умом, ты иногда пропускаешь важные детали! А не сообщил ли нам делирон, что у Валафара появился слуга, демон-обзес, рыскающий по окрестностям в поисках пристанища, достойного его господина? После того, что ты поведал мне о статусе нергалов, я предполагаю, что сие пристанище должно быть не меньше, чем вилла, а то и дворец. То есть обзес, который может быть великолепным красавцем и умеет менять признаки пола, будет искать себе богатую жертву, которую он попытается совратить и поставить себе на службу. Для быстрого совращения нужно выказать стать, что непросто делать под тяжёлыми одеждами в Падуе, Тревизо и Венеции, где в это время часто идёт мокрый снег и день-деньской стоит густой туман. Это хорошо для прячущегося Валафара, но плохо подходит целям обзеса. В Виченце же, как мы наблюдаем, нет тумана, потому что она дальше от побережья, и даже с температурой нам сегодня повезло. Поэтому обзес появится здесь, в чём я не сомневаюсь, и появится именно тогда, когда обеспеченные граждане города начнут стекаться на мессу к базилике Феличе и Фортунато, представляющей здесь наименьшую из всех храмов угрозу для слуг Сатаны, потому что она выстроена на месте языческого некрополя.

Для Филя беседовать с отцом Николаем было зачастую как беседовать с Прением: раз-два – и всё разложено по полочкам. Вот если бы ещё монах пореже вставал за проповедническую кафедру…

– Предлагаете морозить зад на улице, ожидая полуночи? – спросил он. – Таверна-то скоро закрывается!

В полутёмном помещении остались только они, разве что служка продолжал отираться поблизости. На его лице было написано нетерпение, но он не смел торопить путников, одетых чисто и добротно.

Отец Николай поднялся, и Филь рассчитался со служкой. Жадина монах не утруждался платить за себя. Однако без него Филь тратился бы на постой, и поэтому он не возмущался.

Они вышли в тёмный переулок в двух шагах от площади, на которой красовалась базилика Феличе и Фортунато, освещенная множеством масляных фонарей. Было свежо, но не промозгло. На брусчатке играли отблески света от фонарей базилики, зажжённых также внутри массивного здания.

– Пойдём посидим там в келарне, – сказал отец Николай, беря Филя под руку. – Участвующие в службе сейчас одеваются, одному келарю нечего делать. Только ни слова…

– Знаю, знаю, – перебил его Филь, – они не доминиканцы, поэтому молчок о наших делах, чтобы вся слава досталась вашему ордену.

Монах потрепал его по плечу. У парадного входа в базилику им преградили дорогу два стражника с алебардами, но отец Николай показал свой перстень, сказал, что является терциарием Ордена доминиканцев, и их пропустили.

Украшавшие церковь монахи уставились было на незнакомых путников в светском платье, осеняющих себя на пороге крестным знамением, но, услышав: «Ordo fratrum praedicatorum, мы странствующие проповедники, нас ночь застала в пути…», – поприветствовали вошедших подобающим образом и вернулись к своим делам.

Оставив Филя в пустой келарне, отец Николай пошёл представиться настоятелю. Ходил он долго, и юноша успел задремать. Проснувшись, Филь обнаружил доминиканца в обществе лысого, как колено, келаря. Два брата вели благочестивые разговоры.

Колокольный перезвон прервал их беседу. Отец Николай сразу засобирался и взглядом поторопил Филя.

– Дорогой брат, я не хочу пропустить начало службы!

Попрощавшись с келарем, они вышли в храм и встали с правой стороны, под хорами, откуда было удобно наблюдать за празднично одетым входящим людом. Филь оценил задумку монаха явиться сюда в неброской светской одежде: чужие взгляды скользили по ним, не замечая.

Потупясь, охотники замерли в тени, словно стесняясь занять места на лавках в таком привилегированном обществе и одновременно желая стоять ближе к алтарю. Будь отец Николай одет в орденское облачение хабит, кто-нибудь непременно захотел бы уступить ему сидячее место.

Первые ряды в быстро заполняющемся храме занимали расфуфыренные господа. Вонь от этих сеньоров и сеньор стояла невообразимая – у Филя даже заслезились глаза. Он знал, что его соотечественники редко моются зимой, в отличие от жителей стран Северной Европы, где, казалось, никто никогда вообще не мылся, но это было уже чересчур.