Юлия Маркова - Время для перемен

– Прошу прощения, Ваше Императорское Величество, – сказал Макаров, выставив вперед веник седой бороды, – но это моя вина. Сергей Сергеевич только ответил на мой вопрос. Вы уж простите старика, Бога ради.

– Вы прощены, Степан Осипович. – Императрица величественно кивнула. – А еще я хочу сказать, что очень рада тому, что Сергей Сергеевич нашел себе достойную пару. Достоинство, господа – оно не в поколениях благородных предков, а в том, с каким спокойствием держит себя сейчас перед нами Александра Карпенко. Помнится, когда меня первый раз семь лет назад вывели на люди, я чувствовала себя как маленький дикий зверек, посаженный в клетку… А она ничего, держится.

Шурочка покраснела так, что, казалось, сейчас от ее лица можно будет прикуривать, и опустила глаза к чашке с отличным цейлонским чаем, а ее супруг, чуть заметно усмехнувшись, произнес:

– Ваше Императорское Величество, пожалуйста, не смущайте мою супругу, а то она уже сейчас готова провалиться сквозь землю. А еще я хотел бы вас спросить, для какой такой надобности вы срочно вызвали меня сюда с Дальнего Востока, что я должен был, наскоро передав дела, мчаться сюда ломая крылья и теряя перья? У нас что, в ближайшее время намечается небольшая война? И не смотрите, пожалуйста, на Александру Васильевну – она не только моя жена, но и стопроцентная единомышленница.

– Да-да, государыня-императрица, – закивала Шурочка, – готова жизнь свою положить за вас и Матушку Россию… Помимо Сергея Сергеевича и Женечки, вы – все, что у меня есть.

– Женечка, Ваше Императорское Величество, это наша дочь, – пояснил Карпенко не без затаенной гордости.

– Во-первых, – сказала императрица, обозрев чету Карпенко, – в ознаменование ваших, Сергей Сергеевич, заслуг перед империей, дозволяю вам обоим при посторонних, за исключением официальных случаев, называть меня Ольгой Александровной, а без посторонних (к коим не относятся приглашенные на это чаепитие) – просто Ольгой. И чтобы больше всуе никаких Ваших Императорских Величеств. Вы, Сергей Сергеевич, наряду с Павлом Павловичем и моим супругом, были одним из тех, что честно и гордо вознес имя России на недосягаемую высоту, и я вам в этом очень благодарна.

– Как вам будет угодно, Ольга, – слегка наклонил голову Карпенко, подтверждая, что монаршее указание принято к сведению.

– Во-вторых, – кивком на кивок ответила Ольга, – дорогая Александра, жизнь за Отечество вам класть не потребуется. Чай, сейчас не времена Смуты или Наполеонова нашествия. Даже от своих подданных мужеска пола я требую не того, чтобы они сложили головы за матушку-Россию, а победы – с наименьшими потерями и возвращения к своим семьям живыми и здоровыми. Но никто из моих ближних жизнь в праздности не прожигает, все трудятся в поте лица своего: или по службе, или на каком-нибудь общественном поприще. Вам, Александра, мы тоже подберем дело по душе и таланту, об этом не беспокойтесь. Сейчас у нас на носу ликвидация безграмотности, борьба с беспризорностью малолетних, голодом, нищетой и отчаянием самых глубинных слоев нашего народа, так что дело для человека с горячим сердцем и чистыми руками всегда найдется.

– Хорошо, Ваше… то есть Ольга, – еще раз покраснев, сказала Шурочка, – вы только скажите, что надо делать, а я всегда готова.

– В-третьих, – произнесла Ольга, сделав вид, что не заметила оговорки своей свежеиспеченной статс-дамы, – у нас, Сергей Сергеевич, действительно намечается война, только не в ближайшее время и отнюдь не небольшая. К настоящему моменту присутствующим тут людям стало ясно, что избежать общеевропейской войны нам не удастся. Слишком велики амбиции Германии, созданной Бисмарком уже после того, как мировой пирог оказался поделен между ведущими игроками. Мы бы хотели мира и дружбы с Берлином, и даже назначили соответствующего этому желанию министра иностранных дел, но кайзер Вильгельм хочет все и сразу. Ему уже снятся виноградники Франции, жирные малороссийские черноземы и бескрайние леса нашей Архангельской губернии, а также гавань Кронштадта, где должны бросать якоря корабли германского военного флота. Россию, по мнению германских стратегов, следует отбросить на восток – то ли за Днепр, как в семнадцатом веке, то ли прямо за Волгу; Германия же должна властвовать над всей Европой…

– Весьма похоже на правду, – согласился Карпенко, – идею о лебенсрауме придумал отнюдь не Гитлер. Теперь главное, не дожидаясь сорок пятого года, дать германским стратегам такой решительный ответ, чтобы у них эти идеи вместе с зубами вбило прямо в глотку.