Владимир Малыгин - Летчик. На боевом курсе!

А потом пришлось ещё отбиваться от расспросов Михаила, ссылаться при этом на действительную усталость, давать твёрдое обещание обо всём рассказать завтра утром и голодным ложиться в кровать. К счастью, усталость быстро победила голодный вой недовольного желудка, и я – счастье-то какое – наконец-то провалился в спасительный сон.

Свой утренний рассказ отложил сначала до завтрака, а потом и до обеда, несмотря на настойчивость Михаила. Отделался парочкой общих фраз, и всё. Слишком дел много накопилось, и все они неотложные. Работы по переделке фюзеляжа идут полным ходом, а у меня возникли некоторые новые идеи. Пришлось вносить по ходу дела очередные изменения в конструкцию. К счастью, это никак не влияло на уже проделанную работу, ничего не пришлось переделывать и ломать.

Правда, на обеде отвертеться от расспросов Михаила не удалось, пришлось удовлетворять его измученное затянувшимся ожиданием любопытство…

А вечером обязательно нужно посетить доктора. На удивление, вчерашние похождения ничем плохим для моего здоровья не закончились. И рука почти не болела, так, чуть-чуть тянуло рану, и простуда на организм не навалилась. Так что к доктору и, если получится, всё-таки к Котельникову. Или с Котельниковым подождать? До следующего визита к Джунковскому? Генерал обещал насколько возможно быстро собрать всю интересующую меня информацию по нужным людям и производствам.

Вчера вечером после разговора в корпусе я как-то всё больше на эмоциях был. И ничего конструктивного придумать не смог. За ночь немного успокоился, по крайней мере, острые эмоции и впечатления от проведённого разговора ушли, и я начал думать более чётко и взвешенно. Вчера-то здорово напряг свои мозговые извилины – слишком неожиданным оказался разговор. Пришлось просчитывать каждое слово, контролировать мимику и интонации, лихорадочно пытаться выдернуть из глубин памяти всю необходимую для этой беседы информацию. И, кажется, у меня всё получилось. По крайней мере, сегодня и сейчас я нахожусь на аэродроме, а не в каких-нибудь застенках.

А что будет дальше? Отгоняю от себя этот преждевременный вопрос. Потому что ничего сейчас нельзя загадывать. Всё будет зависеть от того, поверит ли мне Джунковский и что именно скажет при следующей нашей встрече. Или сделает. Если поверит, то… И я снова обрываю себя, дабы не спугнуть удачу. Потому что это совсем другая фигура по значимости и абсолютно другие возможности по жизни. Ведь если всё срастётся как нужно, то… И я снова затыкаю неуёмный фонтан собственного воображения. Рано! После помечтаю, когда появится хоть какое-то реальное подкрепление этим мечтам!

И, вообще, благодаря своему вчерашнему вечернему визиту в «Подвал» я впервые настолько чётко определился со своим окончательным позиционированием к окружающей меня действительности. Всё увиденное там, в этом подвальном тумане сизого табачного дыма, так отчётливо напомнило мне о собственных метаниях, что я наконец-то понял, для чего я здесь. Можно много успешно и красиво говорить о патриотизме, о жертвенности во имя великой России, но кроме болтовни ничего конкретного и полезного не делать. Сколько в том зале было экзальтированной молодёжи, а воевать отправился только один Гумилёв… Да и то отношение к нему у публики после такого поступка было несколько… Скажем так, этаким непростым, неодобрительным. Единственно, выбивались из всего этого те слова Маяковского. Вот и посмотрим, найдёт ли он меня, или это так, болтовня пустая, под влиянием очередного порыва? Так что прочь все свои сомнения, отныне только вперёд, невзирая на трудности и личности. Впрочем, с моим везением находить общий язык с этими самыми личностями, пусть и на основе некоего послезнания, сомнений и быть не может. Нечего заниматься пустой болтовнёй и зряшными переживаниями – дело дельное делать нужно! И хватит ассоциировать себя с песчинкой в механизме развития истории. Гораздо лучше будет оказаться там в качестве булыжника…

Вечером же у меня состоялся только лишь визит к доктору. Никуда я больше не поехал. Рана моя успешно заживала, да я и сам это чувствовал, зуд стоял под повязкой такой, что никаких сил терпеть не было. Но перевязку на всякий случай сделали, сменили замазюканную за эти дни косынку-перевязь. И всё! Удалось убедить себя пока никуда не высовываться, остаться в гостинице и отдохнуть. Пока ещё есть такая возможность. Пусть Михаил один погуляет. Да он и не возражает. И, судя по тому, как он бодро и весело собирается, у вахмистра всё на личном фронте в полном порядке. Вот хоть у кого-то всё хорошо!