Константин Кураленя - Империя в огне

– Валяй! – махнул железной перчаткой Угэдэй.

– Дозвольте нам с другими сволочными негодяями силушкой померяться? Несподручно нам друг дружке головы рубить. Братья мы всё же, хоть и названные.

– Ну что? – Угэдэй взглянул на Чаготая.

– Да шайтан с ними, а не то и вовсе зрелища можем лишиться, – сдался тот.

– Дозволяем, – сурово кивнул подбородком Угэ- дэй. – Но гляди, Джучи, ты сам этого пожелал. Вывести ему того убийцу, что взят был у подножья горы Бурхан- Халдун.

Это были последние слова, что я смог услышать, после чего в голове у меня что-то щёлкнуло и я оказался сразу во сне и наяву.

«Это что ж, Соловей-разбойник, что ли?» – подумал я, разглядывая огромное чудище в рваных одеждах.

Тот же, щерясь беззубым ртом, не преминул напомнить о своей бандитской сущности.

– А сколько я зарезал, а сколько перерезал, а сколько душ безвинных загубил, – заголосил он по фене.

– Чё, фраерок, фарт не катит? – поинтересовался я. – Пообносился, как бомж с помойки. Честный блатной даже в очко с тобой перекинуться не сядет.

– Век свободы не видать, я по жизни свистуном в законе был, – окрысился он. – Сейчас тебя на пику подсажу, и хозяин послабуху реальную даст.

И Соловей свистнул. А как он свистел! И «Яблочко», и «Эй, ухнем», и «Крутится-вертится шар голубой». Ну просто заслушаешься. Но, видно, время его поджимало, и он, наскоро исполнив весь неприхотливый репертуар, вынув из рваной штанины стилет, прыгнул на меня.

– Откуда ты, голубь, выискался? – поинтересовался я, вырвав тычину и легонько дав Соловью по немытой шее.

– Царевна меня послала, беда у неё. Если не выручишь, говорит, быть ей навеки опозоренной и с тобою разлучатою.

– Как звать царевну ту?

– Адзи сказывалась.

– Где найти мне её?

– Скоро, поди, встретишь, гонят её полоном к самому Угэдэй-хану.

Со свистом рассечённый саблей воздух обжёг моё плечо и вернул в реальность. Не было ни Соловья- оборванца, ни разговоров о чуде-царице, передо мной стоял свирепый меркит по прозвищу Бездонная Бочка. Это он на днях в пьяной драке порубал весь ханский патруль и тоже хотел Божьего суда.

«С каким контингентом приходится работать!» – огорчённо вздохнул я и отскочил в сторону. Бочка, отчаянно вращая двумя саблями, так и норовила переехать меня всей своей массой, аж обручи скрипели. Противник был сильным, но глупым. Ещё ни в одной схватке я не встречал врага, который бы бился так неразумно. Как я понимаю, виной всему отсутствие начального образования и знания элементарных правил сил тяготения и энер- ции. Проще говоря, дрался он бесхитростно, не по науке, уверенный в том, что у кого кулак больше, тот и победит. А, как я уже говорил, со мной так нельзя. Сабельные удары уходили куда-то в сторону, движения были неуклюжими. Над ним уже начали смеяться его же кореша, а это самое последнее дело.

Представляете, что такое смеяться над человеком, у которого под девятью сантиметрами лобовой брони с трудом трепещется пара недоразвитых извилин зачаточного состояния? То-то и оно, ребёнок ещё не родился, а его уже разговаривать заставляют. Тут было уже не до эстетики. Поэтому я не стал затягивать поединок и, поднырнув под занавес от сверкающих сабель, проткнул противнику живот. Тот, не веря своим глазам, посмотрел на хлынувшую кровь и, прокричав что-то нечленораздельное, в предсмертном броске попытался прихватить меня с собой. Но его сабли вновь поймали пустоту, а их хозяин неловко завалился набок и затих.

Наблюдая за поединком Диландая, я пытался связать воедино слова Соловья. Что он имел в виду? Как вы уже успели догадаться, меня в самый неподходящий момент вновь посетило видение.

Имя Адзи было на слуху уже давно. Была она принцессой чжурчжэньской, это тоже понятно. Если верить Соловью, то, значит, сейчас она в плену и везут её к самому Угэдэю. А Угэдэй с пленными принцессами делает то же самое, что и его покойный батюшка Чингисхан, он делает братиков и сестрёнок своему многочисленному потомству. Таков уж менталитет монгольских ханов, любят они своего врага унизить именно таким приятным образом. И помочь Адзи не может никто. Нет под этим небом такого человека, разве только самоубийца какой, да и то, справится ли он? Под ложечкой засвербило. Мне подумалось, что этим самоубийцей должен стать я.

«Парень, парень, даже не думай», – пытался меня наставить на путь истинный внутренний голос.

«Э, чёрт, закройся! А то скальп снимут», – это я уже Диландаю делаю мысленные замечания, потому что он опасно открывается.