Константин Кураленя - Империя в огне

– Скажи мне, Менге, откуда пошло монгольское племя? – спрашиваю я десятника в короткие минуты перерыва, когда мне позволено, откинувшись головой на седло, возлежать у костра. Кроме костра, возлежать можно было на циновке и рядом с женщиной.

Менге, выдержав положенную в таких случаях паузу, начинает:

– Давно это было…

Я тут же вспоминаю нанайского проводника Григория, который спас от гибели писателя Ефремова, да и меня тоже, в третьем моём путешествии в прошлое. Он всегда начинал свои рассказы такими же словами.

– Жила вместе со своим мужем на берегах озера Байкал женщина Алан-Гоа. Было у неё два сына, рожденных от своего мужа, – продолжал меж тем десятник. – А вот ещё троих сыновей родила она от светло-русого юноши, приходившего к ней в полночь через дымовое отверстие в юрте. Уходил Буртэ-Чино (рыжеволосый) от неё рано утром, словно жёлтый пёс. Но зачатие происходило не обычным способом, а от луча света, исходившего из молодого воина и проникавшего в чрево женщины.

Так и родился от этой женщины богатур Бодончар – глава всех знатных монгольских родов. Но самое главное, что от Бодончара пошёл род Борджигинов, что значит си- неокие 6 6 Цвета синий и зелёный для монголов одно и то же. .

– И чем же примечателен этот род? – поинтересовался я.

– Тем, что, благодаря Вечному Небу, этому роду принадлежит великий Чингисхан, – недовольно покосился на меня Менге.

«Так вот чем оправдывают измену их прабабушки историки семьи, – усмехнулся я. – Даже приплели непорочное зачатие, совсем как у Иисуса Христа. А мне кажется, предки куина здесь постарались. Не удивлюсь, если и Диландай тоже из этого рода».

Я сделал вид, что не замечаю его раздражения, и продолжил распросы. Одно дело прочитать такие вещи в исторической литературе, и совсем другое – услышать от человека времен Великого переселения народов.

– Расскажи мне о Чингисхане, – попросил я старого воина. – Как он стал тем, кем стал?

Менге опять недовольно покряхтел, и произнёс:

– Сдаётся мне, что воинским наукам ты предпочитаешь разговоры. Бери-ка, парень, лук и отправляйся стрелять. А о хане я расскажу тебе перед вечерней стражей.

Моя маленькая хитрость не удалась, и я побрёл на стрельбище. Стрельба из лука – это такое занятие, что не приведи господь. Если с саблей я уже обращался на уровне хорошего монгольского воина, помогла казацкая выучка, полученная во время Гражданской войны во втором путешествии во времени, то лук никак не желал посылать стрелы туда, куда хотелось мне. Скажу больше, научиться стрелять из огнестрельного оружия гораздо проще и быстрее. В луке же, начиная с колчана и заканчивая наконечником, всё имеет свой смысл. Не хотелось бы вас нагружать средневековыми оружейными терминами, но стрелять из лука хотя бы так, как здешний десятилетний сопляк, я не смогу научиться никогда.

Промучившись до вечера, а в итоге Менге заставил меня стоять с натянутой до упора тетивой, пока мои руки не ослабли, я с облегчением снял с лука тетиву и, сложив её в специальный мешочек, отправился к месту ночлега.

Менге был доволен, я не очень. Черпая из миски похлёбку, я хмуро поглядывал на наставника. Моё настроение почему-то веселило чингисхановского вояку.

– Ты ещё желаешь послушать рассказ о Великом хане или погрузишься в мутные воды сна? – спросил он меня, усмехаясь.

– Желаю! – строптиво ответил я, хотя глаза от усталости уже отчаянно слипались.

– Ну-ну, – ухмыльнулся десятник. – Тогда слушай, упрямый ишак.

Я никак не отреагировал на выпад Менге. Если честно, то я уже стал привыкать к его «сержантским шуткам» и старался не обращать на них внимания. А он между тем начал свой рассказ:

– Родился хан в кибитке Есугэя-богатура и жены его Оулэн, и назвали его Тэмучжин. Кроме Тэмучжина у Есу- гэя было ещё три сына и дочь от первой жены и два сына от второй жены Сочихэл. В девять лет Тэмучжина помолвили с красавицей Бортэ из соседнего племени хонкира- тов. Сам Есугэй возил сына на помолвку и оставил его там, чтобы дети привыкали друг к другу. А когда богатур возвращался назад, то в степи встретил сидящих у костра людей, которые пригласили его отведать с ними их пищи. Есугэй видел, что эти люди не кто иные, как их кровные враги татары, но гордость не позволила ему отказаться от приглашения. Отведав их пищи, он отправился домой, где в муках и скончался. Перед смертью он завещал детям отомстить своим отравителям, которые самым бесчестным образом попрали законы степного гостеприимства.