Семён Афанасьев - Доктор. Книга 1

Если слово дано – его нужно держать любой ценой. Я хорошо понимаю, что начало пути неудачника – это когда у тебя слова расходятся с делом. Много примеров. Причем вначале причины для этого «расхождения» могут быть самыми уважительными – вот как сейчас. Но у меня есть мои маленькие принципы небольшого (пока) человека. И своё обещание, от которого зависит другой человек, я по своей воле не нарушу.

Хозяин «Лексуса», кстати, сидел в комнате клиентов все четыре часа, что я чистил, и нервничал, как на войне: отчистится или нет.

К тому же, со Стекловым мы изначально договаривались: никаких авралов. Подъеду по команде в течение суток. До этого момента так и было. А тут он попытался всё откорректировать в одностороннем порядке.

Конечно, по итогам телефонного блиц-общения и у меня возникли неприятные ощущения. Что ни говори, с точки зрения общечеловеческих ценностей, загаженный «Лексус» и человек в неотложке – проблемы разных порядков.

После моих слов, что буду только утром, Стеклов занервничал, стал повышать голос и апеллировать к моей сознательности. Но я не уступил и задал в ответ свой вопрос: что у него за богадельня, если без пацана всё пропало: гипс снимут, клиент уедет?

В общем, побросали трубки не на лучшей ноте.

Когда утром, презрев обиду, я всё же приехал к нему, он сказал хмуро, что пациентку ночью родня увезла в Европу: семья не бедная, случай сложный, не стали рисковать потерей времени.

Наверное, он где-то прав. И в определённых случаях счёт действительно может идти на часы или минуты. И в будущем, если я планирую быть ближе к медицине, а не к автомойке, то пока получаются одни знаки вопроса.

Я, кстати, понял, чем хочу заниматься, и теперь у меня есть мечта: своя клиника.

Но не в роли врача, а в роли администратора.

Моя личная гипотеза: наследственная информация в генах может быть изменена снаружи. Путём вмешательства в колебательные контуры, что, судя по моему опыту, сделать возможно.

Изменяя наследственность, можно уйти от кучи вредных предрасположенностей: миопия (которая близорукость); отслоение сетчатки, ведущее к слепоте; куча диагнозов психиатрии; местами – онкология, диабет и ещё миллионы наименований.

По мне, вполне себе нормальная мечта для шестнадцатилетнего тела.

В обед в бассейне выпахиваю положенные мять кэмэ разными режимами в рамках сборной области по плаванию. После бассейна, по какому-то наитию, заворачиваю в сторону больницы и внизу набираю мобил Стеклова. На моё счастье, он отзывается сразу:

– Да?

– Сергей Владимирович, я возле вас. Хотел бы поговорить. Когда удобно зайти?

– Можешь прямо сейчас. Я на обеде. У себя в кабинете.

Где его кабинет, я давно знаю. Вхожу, стукнув два раза. Он разливает кофе из электрокофейника в две чашки и делает приглашающий жест рукой. Не чинясь, присоединяюсь.

– Сергей Владимирович, я думал, кем хочу быть. И пришёл к Вам за советом.

– У нас с тобой есть тридцать минут. Уложимся? – отпивает из своей чашки, доставая второй рукой из-под стола печенье.

– Постараюсь.

Рассказываю ему о своей мечте – о собственной генетической лаборатории. Поясняю, почему не вижу себя в мед. институте – там слишком много предметов, которые только дублируют те способности, что у меня и так есть. А если предположить, что имеешь миллион – такую лабораторию вместе с компетентными специалистами можно купить либо построить. Сразу минуя многие промежуточные ступени, которые проходит обычный интерн по пути хотя бы до главврача.

Он серьёзно выслушивает:

– Достойная цель. Как врач вижу несколько обстоятельств, которые ты не учёл.

В нашей стране и аппаратный, и кадровый (как следствие), и технологический уровень не растёт, а катится вниз. Допустим, через десять лет у тебя технически появится возможность иметь свою лабораторию – не спрашиваю, где ты возьмёшь миллион (-ы) за это время. Но допустим. У тебя они есть. Вот в нашей стране, для начала, эта лаборатория обойдётся тебе на двадцать пять процентов дороже, чем на Западе или в Японии. Знаешь, почему? Профильного оборудования мы не делаем – остаётся только закупать. Профильные организации, которые могли бы сделать такое оборудование, у нас либо развалились (если государственные), либо переехали на Запад. В первую очередь – конструкторы, кадровая база. Был такой факультет в институте радиоэлектроники – медтехника. Вот они все на Западе. Хорошие генетики из нашего университета всеми правдами и неправдами по грантам также рвутся на Запад учиться, а потом там остаются. Это касается абсолютно всех медицинских или биологических специальностей. За десять – пятнадцать лет ситуация только усугубится – не спрашивай, почему. Прими как данность. Это я тебе говорю, как чего-то добившийся в отрасли за двадцать пять лет работы функционер.