Виктор Тюрин - 1918 год - Расстрелянное лето

Я стоял перед открытой дверью, нет, скорее, это был проем, из которого бил серебряный свет, заливавший все вокруг меня, но при этом он не слепил. Я знал, что мне надо идти вперед, но почему-то замер в непонятном для меня ожидании. Ваш выбор. Это были не слова, а понимание того, что мне предстоит сделать. Потом появился образ женщины. Она была чуть выше среднего роста, темноволосой, синеглазой, стройной. Очень красива. Причем ее красота была не яркой и вызывающей, а мягкой и спокойной. Я уже тонул в ее взгляде, как вдруг неожиданно увидел несколько расплывающееся перед глазами лицо мужчины.

– Вадим Андреевич, голубчик, вы…

Надо мной нависла чья-то плотная фигура, в бело-грязной рубашке, от которой просто отвратительно пахло. С шеи на веревочке свисал крестик. Прищуренные близорукие глаза мужчины вглядывались в меня с каким-то непонятным изумлением. В следующий миг раздался металлический скрежет и в полутьму ворвался поток солнечного света. Я закрыл глаза.

– Что, крысы золотопогонные, у двери столпились? Прощаетесь?! Ничого! Скоро вы все в штаб к Духонину пойдете! Завтра комиссар приедет и все вам! Революционный суд всем, суки, устроим. А ну, гады, отошли в сторону! Митька! Ты там скоро?!

Откуда-то, явно недалеко, раздался чей-то громкий голос:

– Да щас, Фрол! Щас!

Я услышал шорох одежды, а потом почувствовал гнилое дыхание, вырывавшееся из чьего-то рта.

– Он точно сдох?

Моя звериная интуиция забила в набат, готовя меня к схватке. Все, что происходило со мной, было непонятно, а значит, опасно. В таких случаях я всегда действовал на опережение. Открыв глаза, быстро вскочил. Кто-то за моей спиной удивленно выкрикнул:

– Не может быть!

Следом за ним другой мужской голос удивленно и растерянно произнес:

– Матерь божья, да как же это?!

Стоя в шаге от солдата, я оценивал его как человека и как противника. Он был в грязной, с резким запахом пота, гимнастерке, с широко раскрытыми глазами, сжимал в руках винтовку. На голове, сдвинутая на затылок, фуражка со звездочкой. Глаза злые и растерянные. Мозг мгновенно оценил полученную информацию: гимнастерка старого образца, звездочка на фуражке с плугом и молотом, ботинки и обмотки на ногах, винтовка – мосинка. Солдат Красной армии?! Я пока не понимал, что происходит, но от солдата прямо несло опасностью. Несколько секунд – и растерянность в солдате сменилась на ярость. Стоило мне это почувствовать, как эмоции привычно исчезли, уступив место боевым рефлексам, но первый ход я предоставил противнику, и только из-за того, что совсем не владел ситуацией. Убить его для меня не было проблемой, но потом как-то неудобно извиняться перед мертвецом, если я неверно понял ситуацию.

– Ах ты, сука белогвардейская… – руки солдата привычно перехватили винтовку, направляя ствол в мою сторону, вот только довести дело до конца я ему не дал. Секунда – и винтовка чуть ли не вылетает из рук солдата. Вторая секунда – новый удар ломает ему гортань, забивая крик обратно в глотку. Резко хватаю солдата за плечо и рву на себя, одновременно уходя в сторону. Солдат, уже за моей спиной, роняет винтовку, падает и хрипит. Слышно, как к сараю подъезжает телега, а также разговор двух человек. Дверь распахнута наружу, причем в их сторону, поэтому видеть они ничего не могли, но вдруг что-то услышали. Прислушиваюсь. Нет, разговор они не прервали, а значит, ничего не заметили, зато через несколько секунд встревожатся, поэтому надо действовать быстро и прямо сейчас. Вперед! Выскочив из сарая, я вижу остановившуюся телегу с сидящим в ней дедом-возчиком и стоящего рядом с ним худого, долговязого солдата с винтовкой за плечом. Он в этот самый момент громко рассказывает деду про фильму, которую когда-то видел в городе, при этом, как сумасшедший, жестикулирует руками. Стоило им увидеть меня, выскочившего из сарая, словно чертик из коробочки, оба резко замолкают и цепенеют. Рывок – и я уже около солдата. Он успевает только сбросить с плеча винтовку, но получив жесткий удар в кадык, роняет оружие и хватается обеими руками за горло. Хрипит, багровеет лицом, затем падает на колени. Хватаю с земли винтовку, с силой бью солдата прикладом по голове. Слышен хруст костей, и тело, тело уже беззвучно заваливается на бок. Оглядываюсь по сторонам, оценивая обстановку и степень опасности.

Сарай, где держали пленных, был расположен на краю деревни. Рядом находилось большое пепелище, которое отделяло сарай от остальных домов, а так как сгорело строение не до конца, то частично загораживало от возможных любопытных взглядов. Ближайшие ко мне дома стоят за заборами, на окнах белеют занавески, да и дворы в густой зелени. Заметить то, что произошло, можно было только в том случае, если кто-то будет стоять прямо сейчас у окна и смотреть в нашу сторону, но в любом случае надо как можно быстрее убрать труп от чужих глаз, но сначала я бросил взгляд на деда. На его голове была соломенная шляпа, из-под которой выбивались давно не стриженные седые волосы. Загорелое морщинистое лицо. Седые усы свисали вниз, переходя в лохматую бороду. В глазах растерянность и страх.