Степан Кулик - Новик, невольник, казак

С домом было бы не так легко, но тут помогло то самое несчастье, без которого счастье не справляется. Мы лишь в ближайшую улочку свернули, как были остановлены грозным окриком:

– Эй, вы, двое! Кто такие?! Чего ночью шастаете?!

Приплыли. Стража. И бежать поздно. Они позади, а впереди, как оказалось, тупик.

– Вечер добрый, – я снял шапку и отвесил учтивый поклон. – Извините, люди добрые… Сами мы не местные… Пришли в город поздно… уже в потемках… вот и заблудились. Не подскажете, где дом Пахома Длинного найти?

– Долгого…

– Ой, точно… Долгого. Шорник он… Ее матери двоюродный брат… – нарочно выдал, что Олеся девушка. Поскольку среди объявленных в розыск преступников девиц не было. Ведь Чернота не знал об этом.

– Ее? – стражники слегка удивились. – Чего ж она у тебя хлопцем одета?

– Дорога дальняя… Из Умани мы… А шаровары в пути сподручнее юбки… Меньше внимания привлекают.

Трое стражников подошли ближе. Мужики серьезные, не юноши. Смотрят насмешливо, но цепко.

– Может, и так… Только что ж вы с пустыми руками в такую даль? Разве так в гости к родичам ходят?

– Погорельцы мы, дядечка… – втиснулась в разговор Олеся. – Степняки наше село сожгли… Только я да Петрусь уцелели… У него все погибли. А я о дяде Пахоме вспомнила. Вот и пошли сюда… Куда ж деваться? Пепелище одно да кладбище…

Стражники переглянулись. Хмуро… Такие истории в этих краях и в это время не были в диковинку. Но полной веры к нам все еще не имели.

– А как же вам самим уцелеть посчастливилось? Уж кого-кого, а молодых парней и пригожих девок людоловы не отпускают.

– Не было нас в селе… – объяснил я. Потом помялся немного, словно подыскивал причину повесомее, и неуверенно закончил: – За грибами ходили…

– Небось, еще с вечера… – коротко хохотнул один из стражников. Потом вспомнил, что с сиротами дело имеет, и объяснил: – Я к тому, что степняки обычно перед рассветом набег делают. И если вас в селе не было, то…

– Ну, чего пристал к молодятам… – пихнул его в бок второй, рыжебородый. – Себя в те годы вспомни. Сколько рассветов с Настенькой, супружницей своей, в поле встретил, прежде чем вас в церкви окрутили? Пойдемте, горемыки, покажем, где Пахом обитает… Но если он вас не признает… не обижайтесь – заночуете в караулке.

– Признает, как не признать… – уверенно ответила Олеся. – В прошлом году к нам на Рождество вместе с женой приезжал. Ох, и большущая тетка…

Девушка театрально потянула голосом «большущая» и, для наглядности, растопырила во всю ширь руки.

– Теперь точно вижу, что с Лукерьей вы знакомы, – добродушно рассмеялся третий. – Вы вот что, хлопцы, топайте до рынка и обратно сами. Не дай бог, десятнику взбредет в голову, дозор проверить. А я сам их отведу. Лукерья ж мне тоже не чужая. Авось, за новых родичей магарыч возьму… На всех…

Такой подход к делу устроил всех, и пара стражников потопала дальше, а третий – повел нас в другую сторону улицы.

– Касьяном меня кличут… – представился мимоходом. – Останетесь у Пахома, свидимся еще. И совет мой вам… сироты. В Кызы-Кермене рабочих рук не хватает. Так что, если шорник будет вас к себе в наймиты звать, только за крышу и еду не соглашайтесь…

– Как же можно… то ж родня…

– Вот и я о том… Чужой хоть заплатит. А на своего задарма батрачить придется. Вы хоть и молодые еще, но своего угла при дяде не заработаете… Или сразу слово с него берите, что построиться поможет.

Пока мы с Олесей делали вид, что обдумываем столь важный совет, пришли к небольшому одноэтажному дому, с высокой остроконечной крышей, смотрящего на улицу фасадом с двумя окнами, украшенными резными наличниками. А позади дома темнело еще одно сооружение – на вид длинный дощатый амбар.

– Вот тут ваш дядька и обитает, – объявил стражник, подошел к окну и постучал в раму. – Эй, Пахом! Лукерья! Отворяйте! Я вам родичей из Умани привел. Встречайте гостей нежданных!

Какое-то время в доме было тихо, потом окно отворилось и наружу высунулась взлохмаченная голова.

– Касьян, ты что ли? – проворчал недовольно шорник. – Опять перепились? Иди проспись или в реке искупайся! Какая еще родня? Нет у меня…

– Дядька Пахом! Тетя Лукерья! – бросилась к окну Олеся. – Беда-то какая! Басурмане всю деревню пожгли. Мамку, батьку зарубили… тетку Ефросинью… тоже! Сестричек малых в неволю угнали!

Из-за того, что девушка говорила чистую правду, голос ее звучал искренне, вызывая сочувствие.

Стражник опустил голову, ковыряя в земле тупым концом копья. А шорник просто замолчал, пытаясь понять, что за девица блажит у него перед домом. Может, и в самом деле какая родня дальняя, а может, просто рехнулась от горя бедняга. Ну, так не кричать же на нее за это.