Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями

– Это я. А вы кто?!

– Богуславский Сергей Александрович.

– Гм! Я вас не таким представлял. Вы прямо… как медведь, батенька! Вон плечищи какие!

– Что с Наташей?! У нее горячка?

– Тут такое дело вышло… нехорошее. Даже не знаю, как и сказать! Знаете, солдатам правду-матку режу! Говорю, как есть! Без ноги будешь или без руки, а тут…

– Говорите!

– Вашу сестру изнасиловали.

– Кто?!

– Немцы. Пятнадцатого сентября, ближе к вечеру, в Сморгонь ворвался немецкий кавалерийский полк. Наши, в спешке, начали отступать. Шесть телег с ранеными, врач и две медсестры попали в плен. Видно, ездовые, в спешке да в потемках, с дороги сбились. Спустя три дня подошло подкрепление, и в тот же день город был отбит. Тогда их и нашли. Наташа после случившегося полностью ушла в себя. К тому же простудилась сильно. Несколько дней была высокая температура, бредила, кричала. Вот я и дал телеграмму.

– Где она?!

– Идемте!

Полевой госпиталь находился в здании усадьбы. В комнатах с высокими потолками пахло лекарствами и мочой, а на койках, стоявших почти впритык друг к другу, лежали и сидели раненые. В женском отделении, в самом дальней комнате, за отделенной ситцевой занавеской в углу стояла кровать сестры. В первый момент мне даже показалось, что это не она, а какая-то другая девушка. Свалявшиеся волосы, худое изможденное лицо, почти сошедший синяк на правой скуле. Но хуже всего были ее глаза. Они были потухшими и пустыми, словно та Наташа, которую я знал, умерла.

– Сестренка! Ты как?

Она словно очнулась, посмотрела на меня. Взгляд сначала был настороженным, но потом снова стал прежним, равнодушным.

– Сережа. Приехал.

– Как ты себя чувствуешь?!

– Душа болит, – в следующее мгновение ее глаза наполнились слезами и она заплакала. Она не закрывала лицо руками, не кричала, а просто лежала, а по ее худым щекам текли слезы. Не зная, что делать, я развернулся к Павленко, но тот только пожал плечами и сказал:

– Тут я помочь бессилен. Давайте лучше Людмилу Сергеевну приглашу. Она с ней вроде нашла общий язык.

Он ушел, а я повернулся к Наташе.

– Успокойся, хорошая моя, – я попытался погладить ее по руке, как она вдруг вскрикнула:

– Не надо! Не трогай меня, пожалуйста!

– Хорошо, Наташа. Хорошо. Ты, как только встанешь на ноги, мы с тобой поедем домой. Будешь варить мне борщи, и заживем мы, как прежде.

– Как прежде уже никогда не будет. Никогда! Ты понимаешь – никогда! – в ее голосе звенела приближающаяся туча-истерика, которая вот-вот должна была пролиться новыми слезами. – Я не могу спать! Каждую ночь вижу их…

– Наташа, здравствуй!

Я обернулся на голос, раздавшийся за моей спиной. В двух шагах от кровати стояла стройная и довольно симпатичная женщина, лет тридцати пяти. У нее были внимательные и добрые глаза, но еще в них была боль. Тщательно скрываемая душевная боль, которую мне нередко приходилось видеть в глазах моей матери, когда та сидела у моей постели. Я поднялся.

– Сергей Александрович. Брат Наташи.

Она внимательно оглядела меня, а потом сказала:

– Где-то таким я вас и представляла. Наташа рассказывала мне о вас. Говорила, что я сразу вас узнаю: в плечах косая сажень и кулаки крепче железа. Меня зовут Людмила Сергеевна. Вы выйдите пока, Сергей Александрович, и подождите меня за дверью.

– Хорошо.

Я стоял в коридоре и ничего не чувствовал, только в голове, как метроном, стучала одна мысль: убить, убить, убить… Видно, нечто подобное этим мыслям отразилось и на моем лице, потому что, когда врач вышла, она бросила на меня теплый, сочувствующий взгляд и тихо сказала:

– Не сжигайте себя, Сергей Александрович. Судьба так сложилась, и поправить что-либо уже не в наших силах.

– Я спокоен. Вы лучше о Наташе расскажите.

– Хорошо. Идемте к окну. Там поговорим.

Я ожидал, что она начнет говорить, но врач молчала, глядя через стекло на серое осеннее небо и мокнущие под мелким секущим дождиком голые деревья. Ее поведение показалось несколько странным, но чем оно вызвано, мне стало понятно только в процессе нашего разговора.

– Скажу вам прямо, – начала говорить она, продолжая смотреть в окно, – у вашей сестры сильнейший психологический надлом. Насколько мне известно, у нее два с половиной месяца назад был убит жених, теперь она сама подверглась насилию и издевательствам. Под таким грузом и более сильный человек может сломаться, а тут хрупкая девушка. Как вы могли отпустить ее на фронт? Не понимаю!

– Я не уменьшаю своей вины, но скажите: как можно удержать человека, который просто игнорирует ваши слова и доводы. Силой? Закрыть на ключ?