Кира Калинина - Змеиный медальон

Локаторы Кешкиного суперслуха доставали пока недалеко. Ему говорили, что при ручье, в половине дневного перехода к северу, жили бобры. Но сколько Кешка ни старался, не сумел услышать ни ручья, ни бобров. И ветер, как назло, дул с востока.

Если поймать хороший ветер, можно долететь хоть до края земли – Мара не показывала ему этого трюка, он сам научился. Пользы от такого умения кот чихнул… То есть ни кота, ни даже оленя, несясь с верхоглядом-ветром, скорее всего не заметишь – если только гигантского лося. Но Кешке нравилось мчаться без руля и ветрил, теребить и спутывать кудри берёз, трепать еловые лапы, шелестеть мелкой пугливой листвой.

А вот такого ещё ни разу не было: по животу, под футболкой, просквозило холодком – промозглым каким-то, могильным. Стылые щупальца коснулись затылка, пробежали по шее, мазнули вдоль хребта… Кешка отпустил ветер и вывалился из райских кущ на бренную твердь обычного человеческого мира.

Детишки, Марины ученики, сидели или лежали, прилежно зажмурив глазёнки, с рассеянными улыбками на губах, и только двое пацанят тихонько перешёптывались и разглядывали что-то в траве – то ли большого жука, то ли крошечного мышонка.

Мара, привстав со своего пня, слепо хлопала глазами, как разбуженная сова. Встретилась с Кешкой взглядом и успокоилась.

– Всё, деточки мои, на сегодня хватит. Арлай, Дринка, Пушок, подойдите. Остальные бегите домой. Ты, – она тронула бурой ладонью русую головку, – разыщи Велета. Ты, – суковатые пальцы утонули в каштановых вихрах, – Шеруду. А ты, – прикосновение к чёрным кудряшам, – сбегай приведи Маниську. Пусть ждут возле моего дома.

– Тебе помочь, Мара? – бойко спросила русоволосая девочка, Дринка, кажется.

– Не нужно, детка, меня Кен проводит.

Кешка привычно подставил руку.

Но девочка не отставала:

– Мара, что случилось?

– Ничего. Просто нам пора собираться в путешествие. Засиделись мы на одном месте… Помнишь, я вам говорила? Далеко в лесу нас ждёт новый дом. Потребуется много дней, чтобы дойти до него, и по дороге мы увидим много интересного…

– Здорово! – чернявый мальчик звонко хлопнул в ладоши.

– А теперь бегите! Время не ждёт.

Трое сорвались с места, только пятки замелькали.

Мара вцепилась в локоть Кена, будто утопающий в спасательный круг.

– Они пока не умеют заглядывать далеко, им интереснее то, что вблизи. Но ты-то почувствовал, верно?

– Холод, – сказал Кешка. – Будто покойник тебя трогает. Что-то приближается, да? Что-то похуже той грозы…

– Не что-то, а кто-то, – Мара судорожным движением подтянула к подбородку шаль. – Это браккарийцы, Кен. Пришли по наши души.

Пятеро лучших Мариных слухачей расселись под сводом специально устроенного шалаша. Справа Кешку взяла за руку Маниська, слева дробненькая белобрысая девчонка по имени Ветка, которую он едва знал. Сама Мара заняла место напротив.

Слухачи были деловиты и собранны. Кешка чувствовал себя слабым звеном: если он оплошает, привлечёт внимание врагов, то укажет им прямой путь к лесному селению. "Браккарийцы не могут услышать нас. Тот, кто служит смерти, сам мертвеет изнутри. А слушать жизнь – это искусство живых", – говорила Мара. Но у островитян собственная магия, и они способны почувствовать неосторожное внимание, тем более что с ними жрец Шалаоха, бога смерти… В этом Мара, правда, уверена не была. Для того и собрала свой отряд ментальной разведки, чтобы убедиться.

В центре шалаша стояла большая низкая чаша, наполненная водой почти до кромки. "Огонь и вода – проводники ищущего разума, – объяснила Мара. – Но дым костра браккарийцы могут учуять".

– Начинаем, – команда для Кешки. Остальные, похоже, не нуждались в указаниях.

Он закрыл глаза, вздохнул и попытался обратиться в сплошное ухо, раскинутое на сотни вёрст. А потом его подбросило над шалашом, и лес извергся водопадом звуков, оглушительным месивом человеческих голосов, звериных и птичьих криков, шума, стука, треска и переливистого мощного гула, в котором Кешка не сразу распознал шелест листвы.

Вот на что способен круг слухачей, рывком втащивший его за собой в тонкий мир акустических вибраций, который в этот самый миг Кешка назвал для себя Эфиром. От неумелого чужака ничего не требовалось – только привыкнуть к грохочущему, верещащему, ревущему, гудящему сумбуру, раствориться в нём, не проявляя себя ни вздохом, ни мыслью. Так, наверное, поступает хороший слушатель на концерте – всеми чувствами погружаясь в музыку и позволяя исполнителям вести себя, куда они сочтут нужным…