Андрей Красников - Уничтожение

Неприятным было то, что четыре дня назад температура после заката падала на пять градусов, три дня назад — на одиннадцать градусов, а сегодня — уже на двадцать семь.

— Так-так-так...

Последовательность вырисовывалась скорее геометрическая. Том попробовал прикинуть дальнейшее поведение температуры. Получалось, что через пару дней закатное падение температуры будет составлять около семидесяти градусов, а вокруг будет настоящая зима с морозом под минус четыре-пять градусов. Бред.

— Или не бред.

Аналитик задумался. Затем прочертил график дальше. В день наступления рассчитанной компьютером зимы температура на планете, как показывал неумолимый рисунок, должна быть в районе минус двухсот тридцати по Фаренгейту.

— Все же бред.

Аналитик подумал еще немного.

— Мистер Ливингстон, — задумчиво проговорил он. — А какая температура во время зимы рассчитывалась компьютером? И какая температура, по данным компьютера, должна быть прямо сейчас?

В этот раз оператор не отвечал дольше, очевидно, копаясь в глубинах машинной памяти.

— Пиковый минус температуры рассчитывался как минус семьдесят градусов по Фаренгейту, сэр. В данную минуту температура должна быть от плюс шестидесяти до плюс шестидесяти пяти.

— А она, эта температура...

— Плюс тридцать семь градусов, сэр.

— Похоже, не бред, — пробормотал Джонс.

— Простите, сэр?

— Да нет, нет, все нормально...

Том отключился от связи, аккуратно распечатал стопку графиков, собрал их в папку... Мысли лихорадочно вертелись вокруг свежеиспеченной теории. Черт с ней, температурой. Корабль на ядерном реакторе как-нибудь проживет, обогревая себя самостоятельно. Но в диапазоне от минус двухсот пятидесяти до минус трехсот тридцати градусов расположены точки кипения всех подряд газов, составляющих земную, да и здешнюю, атмосферу. Лишние двадцать-тридцать градусов — и огромная куча проблем.

— Но корабль у нас все же может быть практически полностью герметичным... Должен стать таким.

Ноги довели Джонса до мостика, где он, уткнувшись в часовых, внезапно осознал, что стоило предупредить коммандера заранее.

— Э... м... Коммандер Терон на мостике? — обратился он к одному из морпехов, смотрящих на него глазами, лишенными даже искры интеллекта.

— Так точно сэр.

— Не могли бы вы сообщить ему, что у меня к нему очень важное дело? Я Джонс, Том Джонс, аналитик.

— Минуту, сэр.

Терон ему не поверил. Смотрел на графики, хмыкал, но явно гнал от себя мысль о том, что Том может оказаться прав.

— Спасибо за предупреждение, Том. Но это выглядит уж слишком... фантастично.

Из-за его спины тенью выдвинулся шеф Гатлинг. Взял один из графиков, рассмотрел. Тяжело вздохнул.

— Думаешь иначе? — повернулся к нему коммандер.

— Не знаю я, что думать... — Найджел положил график обратно на стол. — Выглядит убедительно. А на этой планете я уже ничему не удивлюсь.

Терон скривился.

— Ладно, Том. Спасибо за предупреждение... Давайте так — если температура пойдет и дальше по вашему графику, то будем бить тревогу. Через два дня.

Аналитик понял намек и аккуратно ретировался. Уже на выходе услышал слова Гатлинга:

— Если все так и пойдет, что будем делать с этим остолопом-журналистом? Замерзнет ведь...

Хотелось сказать, что, если все пойдет именно так, то замерзнут вообще все, но Том сдержался и вышел с мостика. Хотелось поговорить с кем-то, кто бы понял его опасения. Увы, научный штат корабля был ничтожно мал, а после Инцидента так и вовсе стремился к нулю. Разве что с доктором Кокс поговорить...

Элизабет Кокс, доктор медицины. 3409.

Неожиданно появившийся в госпитальном отсеке аналитик оказался глотком свежего воздуха для Лиззи. Девушка, отпустившая весь остальной персонал на выходной, сама была вынуждена весь день просидеть на дежурстве в пустом госпитале, слушая однообразную болтовню карабкающегося по сопкам Тони и играясь в тупые игрушки. Время от времени на нее накатывали угрызения совести — время можно было бы потратить и на более полезные вещи, например, на чтение медицинских справочников... У совести в итоге ничего не получалось, а мисс Кокс продолжала скучать и бездельничать.

Очкастый аналитик, появившийся в дверях, вызвал у нее приступ нездорового ажиотажа.

— О, мистер Джонс! Заходите! У вас что-то случилось? Отравились или поранились?

Гость заметно смутился.

— Я, собственно, не по этому поводу...

— А что тогда? Да вы проходите, я сейчас кофе сделаю.