Александр Койфман - Русский израильтянин на службе монархов XIII века

Гордон сочувственно сказал:

– Зря ты так. Сегодня больше кормить не будут. Если не будешь есть, умрешь. Да еще каждый день бить будут.

– Значит, умру. Но эту бурду есть не буду.

– Почему? Еда, конечно, не очень, но есть-то можно.

– Нет, не буду.

Я начал осторожно развязывать веревку на ногах. Ослабил и оставил только так, чтобы сбросить ее сразу.

Минут через десять в сарай вошли двое парней и потащили меня во двор. Там стоял тот самый толстый бедуин, которого я увидел первым, когда очнулся, и лекарь. Бедуин – я уже понимал, что это мой хозяин, – что-то сказал лекарю. Лекарь спросил меня:

– Почему ты не ел пищу? Хозяин злится, говорит, что так ты умрешь, а он не хочет терять свои деньги. Он заставит тебя есть.

– Эту бурду есть не буду. Ее свиньи даже не станут есть.

Лекарь перевел мои слова хозяину. Тот обозлился и крикнул что-то своим двум парням. Тот, который хлестал меня в сарае, двинулся ко мне, выставив вперед пику. Но я уже заметил у второго парня саблю, висевшую на боку. Он стоял недалеко. Я уклонился от пики, сбросил с ног веревку, кинулся к нему и выхватил саблю из ножен. Он не ожидал нападения и отскочил, когда увидел саблю у меня в руках. Я развернулся к парню с пикой и отбил ее. Парень побледнел и тоже отскочил от меня, но пику не выпустил. Поняв, что мне терять больше нечего, я в три шага добежал до хозяина и крикнул лекарю:

– Переведи этому бедуину, что, если он не прикажет парню положить пику, разрублю его на месте.

Лекарь сказал что-то побледневшему хозяину, и тот выкрикнул приказ. Парень положил пику на землю, но не отошел от нее. Теперь лекарь спокойно обратился ко мне:

– И чего ты добьешься? Даже если перебьешь здесь нас всех, никуда не уйдешь. Ворота закрыты. Да и без ворот сейчас набегут люди и убьют тебя. Чего ты хочешь?

– Не хочу жрать это месиво, которое дают рабам.

– Но ты ведь раб.

– Лучше умру, но не стану это есть. И с удовольствием захвачу с собой на тот свет эту жирную тушу.

Лекарь усмехнулся и коротко перевел хозяину мои слова. Тот немного успокоился, но стал размахивать руками и кричать на высоких тонах. Лекарь опять стал что-то втолковывать ему. Хозяин совсем успокоился и буркнул несколько слов. Лекарь опять обратился ко мне:

– Положи саблю, хозяин обещает кормить тебя по-человечески. Но грозится продать тебя самому паршивому покупателю.

– Он обманет.

– Нет, он обещал мне. Я тебе гарантирую, что он не разрешит и пальцем тебя тронуть. Разрешит ходить без веревок, если ты дашь слово, что не будешь пытаться убежать. Будешь рядом со мной. Бежать не советую. В пустыне тебя сразу поймают. И тогда позорная смерть обеспечена.

Я поглядел на лекаря и поверил ему. Поверил его спокойствию. Пообещал, что не сбегу, и положил саблю рядом с собой. Второй парень сразу схватил ее, но не пытался сделать что-нибудь без приказа.

Потом лекарь увел меня в свою комнату. Комнатой это можно было назвать только с большой натяжкой. Это такой же каменный сарай с единственным окном около двери. Но на стенах и на полу были ковры. Не бог весть какой чистоты, но ковры. У дальней стены невысокая деревянная лежанка, тоже покрытая ковром. На ковре лежали подушка и одеяло. Вероятно, это было место для отдыха или сна. С правой стороны около двери приютилась табуретка, на которой стоял кувшин с выгнутым носиком. Рядом на полу – тазик. С левой стороны вдоль стены лежали вьюки. Лекарь развязал один из вьюков и вытащил еще один коврик, чем-то набитый мешочек, одеяло, вполне приличный халат и набедренную повязку. Халат и набедренную повязку передал мне. Все остальное бросил около правой стены и сказал:

– Старый халат оставь. В нем ты пойдешь на продажу. А это будет пока твое место. Меня зовут Ахмад из Феса [22]. Я надеюсь, что мне удастся купить тебя у Ибрахима ал-Курди. Зови меня при людях ал-Саид табиб Ахмад. Наедине можешь называть меня Абу Сахат.

Я уже писал, что иногда говорил в больнице с арабами. Поэтому сразу понял, что Абу Сахат означает «отец здоровья».

– Хорошо, как скажете. А сколько Ибрахим потребует за меня?

– Просить он будет четыреста – пятьсот дирхемов [23], но больше чем двести пятьдесят я не дам ему. За обычного раба он не получит сейчас больше ста пятидесяти – двухсот дирхемов. Недавно из Нубии привезли очень много рабов. Так что цены снизились. А теперь ополоснись, прежде чем наденешь этот халат.

Меня удивляло, почему он так доверительно говорит со мной. Только спустя две-три недели я понял причину.