Виктор Мурич - Путь голема (СИ)

Навалившееся чувство голода отступает от ощущения, что меня кто-то сверлит взглядом. Насколько позволяет петля на шее верчу головой пытаясь увидеть, кого же это я так заинтересовал. Потерявшие к нам интерес солдаты монотонно шествуют по бокам, лишь иногда бросая косые взгляды. Для них мы – ежедневная рутина, и не таких видали.

Над невысоким бугром слева от дороги на мгновение показалась чья-то голова и тут же исчезла. Спустя минуту она показалась снова в проеме бывшего окна. Это девушка. Довольно милая, хотя ее головная повязка и шрам на щеке скорее бы подошли какому-нибудь киношному пирату. Не хватает попугая на плече и серьги в ухе.

Увидев, что замечена, она заговорщицки подмигнула и скрылась в тени. Когда подмигивают красивые девушки это приятно. Вот только в данной ситуации несколько неуместно.

– Обалдеть! – Я и сам не заметил, как произнес это вслух. – Смотрите, там девушка…

– Женится пора, – буркнул Прыщ. – Бабы мерещатся. Ты лучше шагай ровнее, а то мне эти чертовы колодки шею натерли.

– Да я серьезно говорю…

– Да не дергайся ты! Шея говорю болит.

– Ну наконец-то, – сказал Ильич.

Дз-з-ы-н-нь – и пять охранников со стрелами в груди рухнули на землю. Оставшаяся пятерка, вскинув наизготовку алебарды, метнулась в сторону, откуда стреляли.

Дз-з-ы-н-нь – и мы остались среди десятка трупов.

– Кто стрелял? – зашепелявил Тимоха.

– Ничего себе! – вскрикнул Прыщ, дергаясь, словно пытаясь сбросить оковы. – Бац-бац и в дамках. Мы следующие?

– Бежим! Нас убьют! – завопила Лиля и рванулась вперед, увлекая нас за собой. – Я не хочу умереть! Бегите!

Никогда не думал что в столь изящном теле столько силы и столько вопля. Поддавшись панике, мы побежали вперед, невзирая на протестующие крики Ильча. Сейчас нам было не до него – хотелось жить.

– Стойте глупцы! – кричал Ильич, стараясь хоть как-то замедлить нас. – Они же нас спасают!

Но никто не хотел слушать. За спиной раздавался топот ног, подстегивающий лучше любого кнута. В любое мгновение стоило ждать стрелы в спину.

Четверкой резвых гончих, волоча сопротивляющегося босса, мы домчали до целых домов, еще немного пробежали по инерции и замерли как вкопанные.

– Живы! – облегченно вздохнула Лиля.

– А толку? – сердито сказал Ильич. – Вы никогда не слышали о том, что враг моего врага мой друг?

– Это как? – поинтересовался Тимоха.

– Уже никак.

Вокруг нас кипела жизнь. Жизнь большого города с поправкой на никогда не виденное средневековье эпохи прекрасных дам и благородных рыцарей, чумы, публичных казней под довольный рев толпы, лопухов вместо туалетной бумаги, клопов и сифилиса.

На большой площади, окруженной нависающими балкончиками стеклянных домов в три-четыре этажа, расположились десятки ларечков, торговых палаток и маленьких мастерских. Кажется, что неизвестный архитектор умышленно наклонил дома к центру площади, так, чтобы балконы нависали один над другим и образовывали незамкнутый купол, похожий на частично закрывшие лепестки бутона цветка.

Квакают, расхваливая свой товар, торговцы рыбой и тычут его под нос прохожим. Те отворачиваются, зажимая ноздри. Пялятся в небо пустыми глазами из огромных плетеных корзин причудливые дары моря. Жонглируют окровавленными кусками мяса широкоплечие мясники, заманивая покупателей в свои палатки с неизменными атрибутами – колодой, топором и крючьями с тушами. Зеленщики размахивают пучками трав и зелени источающими непривычные запахи. Колдуют над комьями глины гончары. Надувают щеки стеклодувы у раскаленных печей. Тянет ручку за еще горячей стеклянной фигуркой малец. Раз за разом обрушиваются на наковальни молоты кузнецов, наполняя город звоном рождающейся стали. Один перед другим выхваляются яркостью и рисунком торговцы тканью. Хмуро зыркает по сторонам наемная охрана, больше похожая на бандитов, у пышных палаток ювелиров.

Тискаются по углам влюбленные парочки. Хорошо одетые мужчины придерживают при ходьбе мечи и горделиво поглядывают на окружающую их чернь. Колышутся пестрые подола дорогих нарядов сопровождающих их женщин. Ажурные платочки небрежно прикрывают брезгливо сморщенные носики, обильно припорошенные пудрой.

Шипит на жаровнях мясо у небольших забегаловок под пестрыми балдахинами, а на круглых столиках покрываются шапками пышной пены кубки. Мечется с гиканьем стайка оборванных детишек, преследуя одуревшую от запаха жарящегося мяса линялую псину. Ждут подвыпивших трудяг уставшие представительницы древнейшей профессии, демонстрируя непреодолимую страсть и увядшие прелести.