Намор - В третью стражу. Автономное плавание

– По прямой линии, – гордо вскинув подбородок, ответил Олег и, перейдя на английский, спросил: – С кем имею честь?

– Разрешите представиться… сэр. Майкл Мэтью Гринвуд, четвертый баронет Лонгфилд, – произнес Матвеев привычной скороговоркой. – Англичанин, как вы можете предположить, – и его голова сама по себе произвела вежливый кивок.

Теперь две пары глаз уперлись в Федорчука, о котором Олегу уже было известно, что тот – бельгиец, или все-таки голландец?

– Оранжевые штаны? Три раза «ку»? Не дождетесь! – Виктор скрутил изящный кукиш. Посмотрел на него смущенно и убрал руку за спину. – Вощинин Дмитрий Юрьевич, из дворян Харьковской губернии… И, мне кажется, господа, что продолжать разговор в номере…

– Согласен, – сразу же поддержал Матвеев, нервно глянув на дверь. – Не то чтобы уж очень, но очко, извините за подробность, играет. В общем, лучше, чтобы нас вместе не видели.

– Ну-ну, – неожиданно ухмыльнулся Олег. – Похоже, у каждого из нас имеется свой скелет в шкафу. Я прав?

– Прав, прав! – отмахнулся Степан. – Давайте куда-нибудь за город, что ли!

– Не надо за город. Есть у меня… – Олег, больше похожий теперь на немца или какого-нибудь скандинава, достал сигарету, покрутил в пальцах, что-то обдумывая, но не закурил. – Запоминайте адрес. Угол Керкстраат и набережной Амстель, третий этаж. Встреча через два часа. И это… Проверяйтесь там по дороге! О чем говорю, понятно?

– Не извольте беспокоиться, герр немец! – хохотнул явно довольный поворотом разговора Федорчук. – Хвоста не приведу! – и, прислушавшись к шумам из коридора, быстро вышел, прикрыв за собой дверь.

– Иди! – кивнул Степан. – Иди, не маячь. Проверюсь, не беспокойся.

Кое-кого в столицах нескольких европейских государств, узнай они об этой встрече, наверняка хватил бы «кондратий». Каждый из собеседников, оказавшихся в середине дня первого января 1936 года за старым круглым столом в крошечной гостиной квартиры на третьем этаже дома, что на углу Керкстраат и набережной Амстель – как раз напротив моста Маджери Бруг, без труда назвал бы пару-другую имен кандидатов на удар, а может быть, и на расстрел. Впрочем, случись огласка, им – троим – не поздоровилось бы в первую очередь. Причем расстрел в этом случае мог оказаться не самым худшим исходом.

– Прослушки здесь нет, – взглянув в напряженные лица собеседников, сказал по-немецки хозяин квартиры. – Сам снимал несколько дней назад, и никому еще ничего об этой точке сообщить не успел, но орать все-таки не следует и лучше обходиться без имен. Нынешних, я имею в виду.

– Ну, прям как в анекдоте, – неожиданно хохотнул Матвеев, явно испытавший облегчение при словах хозяина. – Встретились как-то англичанин, русский и немец…

– Жид, хохол и кацап тоже справно звучит, – поддержал шутку, переходя на украинский вариант русского, Федорчук.

– Шутники! – сказал на это хозяин квартиры и, быстро написав на бумажке: «официально журналист, а на самом деле гауптштурмфюрер СС, сотрудник Гейдриха», с многозначительным выражением на лице подвинул гостям.

– Ну, ты, Цыц, и конспиратор! – покачал головой «рафинированный англосакс» в твидовом костюме в елочку. Но сам, тем не менее, говорить вслух «о сокровенном» тоже не стал, а записал на той же бумажке: «и я журналист, из MI-6».

– Ох, грехи наши тяжкие! – вздохнул Федорчук, делая свою запись. – И как же нас угораздило? Есть идеи, или об этом тоже нельзя вслух?

– А тебе легче станет, если я рожу что-нибудь вроде «сбоя в мировых линиях» или о «пробое пространственно-временного континуума»? – Степан придвинул к себе листок, на котором под немецкой и английской строчками было выведено кириллицей: «журналист и я, РОВС, НКВД», и даже бровь от удивления поднял. – Ну, мы и попали.

– Мы попали… – задумчиво пропел по-русски Ицкович и вытянул из кармана пиджака пачку сигарет.

– Ты же вроде бросил? – снова удивился Матвеев.

– Бросишь тут, когда полковое знамя спи**или, – усмехнулся не без горечи Федорчук и тоже потянулся к сигаретам. – Так что, профессор, так уж и никаких идей?

– Идей море, – Матвеев-Гринвуд поднялся и на сталинский манер прошелся по комнате, рассматривая простенькие литографии на стенах. – Конспиративная?

– А то ж, – Ицкович встал и подошел к буфету. – Выпить кто-нибудь желает?

Незаметно для себя все трое перешли на русский и говорили теперь гораздо свободнее, но голосов, разумеется, не повышали.

– Вообще-то разговор на серьезную тему… – Степан с сомнением смотрел на извлеченную из буфета бутылку коньяка и очень характерно дернул губой.