Василий Панфилов - Без Царя…

А я, зная не понаслышке характер дражайшего родителя и отнюдь не сахарных сестёр, просто вынужден показывать свою добычливость и маскулинность демонстративно. В противном случае, всё это быстро станет «как так и надо», и на семейном совете голос мой будет значить чуть больше голоса нашей служанки. Да и то…

Папенька наш вообще противоречив на удивление. В одном хитрозапутанном клубке требований от него – необходимость «соответствовать» неким постоянно меняющимся стандартам аристократии. С другой – не привычка даже, а какая-то болезненная, мстительная потребность вытирать об меня ноги.

Очевидно, я «по щелчку» должен переключаться, являя собой дома натуральную тряпку, а в гимназии и в обществе вообще, становиться эталонным (по мнению родителя) представителя аристократического сообщества, старинного рода московских бояр. Что там у него в голове, понять решительно не могу… Боюсь, здесь нужен не психолог даже, а психиатр!

За последние пару лет глава рода Пыжовых ощутимо сдал. Он по-прежнему бодр физически, пьёт не просыхая и ходит по проституткам, но вот интеллектуально заметно просел. Собственно, оно и неудивительно…

«– Где славное молодчество и весёлые проказы!? А-а… да что с тобой говорить, таким правильным и скучным! И вообще, я-то пожил! Есть что вспомнить! А ты… эхма, не понимаешь ничего! Жить надо, жить одним днём! А не тлеть!»

– … а славный мундир-то! – не унимается родитель, одобрительно кхекая, крякая и щупая мундирное сукно, – Иному гвардионцу на зависть! То-то…

Он подкрутил обвисший ус и заулыбался самодовольно, зашевелив губами и приняв горделивую позу – так, что мне на миг почудилось, будто папенька с победительным видом держит речь перед кем-то из своих знакомцев. Не иначе как репетирует!

– А всё-таки наша кровь, Пыжовская! – сказал он несколько не к месту. Хотя… не знать если, что это подарок, то дорогой мундир и правда выглядит желание щегольнуть, пустить пыль в глаза на последние деньги.

По настоянию отца, за ужином я сидел в мундире, отчего и праздник был не в праздник. Хотя я и ем очень аккуратно, но вот привычки именно к дорогой одежде у меня не сложилось, и чувствовал себя за столом я исключительно неудобно.

– … а мы, помнится, – повествовал дражайший родитель, то и дело кхекая и блестя глазами, – с князем Львовым в том садочке…

Как это обычно у нас и бывает, праздник любого рода превратился в театр одного актёра. Папенька блистал в нашем узком семейном круг, ел, пил, и токовал, рассказывая о своей необыкновенно интересной молодости.

«– Раньше он хотя бы не так откровенно выдумывал» – подумал я озабоченно, переглядываясь с Любой на очередном пассаже завравшегося родителя, летающего в данный момент на диражбле над позициями турок.

Накидался он быстро, но тренированный частыми застольями и закалённый многолетними возлияниями, держался на ногах относительно твёрдо и вёл себя не то чтобы совсем здраво, но бойко и живо. Поглядеть со стороны, да не зная его толком, так вполне приятный немолодой господин на дружеской пирушке.

«– А ведь мне придётся с его сослуживцами и приятелями в ресторане пить» – пронзила голову тоскливая мысль. Не то чтобы я не могу избежать этого мероприятия в принципе…

… но это тот самый случай, когда меня не поймут знакомые из тех, кого считают наилиберальнейшими ниспровергателями всего и вся. Семья!

Погрустнев, расковырял вилкой в тарелке, да и замолчал, погрузившись в мысли и перестав даже поддакивать дражайшему родителю.

– … а как мы с вашей матушкой танцевали! – повествовал Юрий Сергеевич, прикрыв глаза и дирижируя перед собой чайной ложечкой, а потом и вовсе – стал напевать. Благо, голос и музыкальный слух у всех Пыжовых есть, да и дворянское воспитание, заточенное на гуманитарную составляющую, подразумевает в том числе и музицирование.

– … а вот рябиновой, рябиновой извольте! – напевно произнесла Глафира, поставив перед ним запотевшую стопку, – Извольте!

Благодарно киваю ей и одними губами говорю «Спасибо!», на что служанка зарделась и заулыбалась. Нет, ничего такого… ни интима, ни высоких чувств между нами нет. Однако же отношения вполне приязненные и почти родственные.

Вообще, Глафира как-то очень хорошо влилась в нашу семью. Да, можно сказать, что после Фроси любая мало-мальски адекватная прислуга показалась бы ангелом небесным!

Но Глафира, хотя и не светоч разума, человек вполне славный и добрый, и что называется, прижилась. А после того, как сёстры научили её работать на машинке, а я подарил ей «домашний» «Singer» б/у, приобретённый по случаю на Сухаревке и самостоятельно отремонтированный, она стала прямо-таки частью семьи Пыжовых!