Сергей Куковякин - Бакалавр 4 [СИ]

Бакалавр сам бы на Кашпировского не пошел, Наташа, его подруга, посмотреть на мировую знаменитость пожелала. Ей, как будущему врачу, интересно это было. В газетах то писали и телевидение сообщало, что Анатолий Михайлович уже десять миллионов россиян исцелил, а уж вьетнамцев и поляков — просто без счёта…

Пришлось Вадику билеты в «Родину» на сеанс психотерапевта купить, практически все имеющиеся последние денежки до копеечки потратить. Что он скоро есть то будет? К Наташе ходить в общежитие питаться? Не вариант — Наташа сама привезённой из дома картошкой пробавляется да иногда в столовой в первом учебном корпусе себя немного балует. Нормально кушает, когда Бакалавр её куда-то в кафе приглашает или дома у него. Скоро и эта лафа кончится — считанные баночки бабушкиных консервов у Вадика остались, круп и вермишели уже нет, чай — на донышке в последней коробочке.

Наташа перед посещением «Родины» принарядилась, Бакалавр тоже не в спортивном костюме на сеанс целителя пошел.

В фойе и зале опять же много знакомых он встретил — пол рынка на Кашпировского посмотреть пришли, здоровье своё поправить. От таскания огромных клетчатых сумок оно не улучшается. Стоять целый день в жару и на морозе в палатке — тоже не сахар.

В зале ни одного свободного места не было. В проходах даже дополнительно стулья оказались расставлены, а кто-то и у стеночки на своих двоих разместился.

Гомон и шевеление постепенно затихли, всё вокруг во тьму погрузилось. На сцену Кашпировский вышел. Весь в чёрном — и брюки, и что-то типа футболки, и пиджак, и ботинки. Волосы тоже у него на голове черней черного.

Микрофон со столика Анатолий Михайлович взял, и началось действо. Голос у него хорошо поставлен, говорит проникновенно, до самых печенок-селезенок пробирает. Часть зрителей сидит, как ни в чем не бывало, а кто-то и глаза уже закрыл, туда-сюда его качает…

Бакалавру хоть бы что — никаких улучшений в своем организме он не замечает. Рано ещё, наверное. Наташа — само внимание. На Кашпировского смотрит, ничего вокруг не существует для неё сейчас — учится у мэтра мастерству.

Сколько времени прошло, не знаю — на часы не смотрел. Сеанс массового исцеления подошел к концу и Анатолий Михайлович перешел к индивидуальной работе со счастливчиками.

Многие желали к нему на сцену попасть. Со своих мест вскакивали, руками махали, кричали даже. Кто-то и сам пытался к нему сквозь охрану прорваться, но им это не удавалось. Администрация «Родины» в этом вопросе сегодня вечером в грязь лицом не ударила.

Кашпировский сам выбирал, на махание руками и крики внимания не обращал. Водил по рядам глазами, как будто кого-то выискивал.

Миг и Вадик с ним глазами встретился. Взгляд Анатолия Михайловича немного дальше по соседям Бакалавра продвинулся, а затем обратно вернулся. Несколько секунд Кашпировкий Вадима как неведомую зверушку изучал, потом кивнул ему. Выходи, мол ко мне, молодой человек.

Бакалавр пальцем себе в грудь ткнул. Меня зовёшь? Кашпировский ему ещё и рукой махнул, место рядом с собой указал.

Всё же было у него что-то такое, иномирную душу из общей толпы он выделил.

Сидящие рядом с Бакалавром на него завистливо смотрели, а он плечами пожал и к вызывающему его на сцену стал продвигаться.

Глава 21 Чуть не попал

— Добрый вечер, молодой человек, — почему-то в микрофон Кашпировский к Бакалавру обратился. Вадик то рядом с ним стоит, ему и без всяких технических средств всемирно известного целителя слышно. А, понятно, всему залу тоже их разговор должен быть доступен. У народа то деньги плачены, им тоже интересно.

— Здравствуйте. — волнение какое-то на Вадима напало. Само-собой, не каждый вечер перед сотнями людей на сцене стоишь. Да ещё и в такой компании.

— Помните, наверное, меня зовут Анатолий Михайлович, а Вас как? — говорит, а сам Вадика будто сканирует, проникнуть в его душу пытается.

— Бакалавр, ой, извините — Вадим. — ещё больше засмущался попаданец.

— Вот и прекрасно. — Кашпировский повернулся к залу.

Что прекрасного то? Не понял…

— Сейчас мы у Вадима спросим, беспокоит его что-то, есть ли у него какие-то проблемы со здоровьем, — продолжал говорить Анатолий Михайлович в микрофон.

— Какие у него проблемы! Молодой ещё! — выкрикнул старик из первого ряда.

Кашпировский строго на него взглянул.

На дедульку как печать молчания наложили. Рот он пытался разевать, а слово сказать у старого не получалось. Левая нога у него затряслась, каблук ботинка по полу застучал…