Алекс Хай - В интересах государства. Аудиториум, часть 2 [СИ]

Преодолев несколько пролетов, мы вышли в обжитую часть дома. Здесь и Любомирский, и безопасники окончательно расслабились, и войтош даже принял свой привычный излишне любезный вид.

— Господа, благодарю за сопровождение и помощь, — обратился он к безопасникам, когда мы вышли в холл. — Вы свободны. Дальше мы с его высокопревосходительством займемся гостем сами.

Сотрудники мола поклонились и проследовали к выходу, а Любомирский обернулся ко мне.

— Прошу за мной, ваше сиятельство. Но прежде… Здесь есть уборная. Рекомендую вам взглянуть на себя в зеркало и хотя бы умыться.

Он показал на дверь под лестницей, и я наконец-то увидел себя в зеркало.

Мда… Рожа вся в саже и пепле, пара кровоподтеков, волосы в какой-то пыли… А китель… Китель было жаль. Он мне нравился.

Кое-как умывшись и пригладив волосы, я вышел к дожидавшемуся меня войтошу.

— Готов.

— Уже гораздо лучше, ваше сиятельство, — улыбнулся поляк и направился к лестнице. — Прошу за мной.

Резиденция ректора очень напоминала лавку антиквара. Дом буквально дышал духом старины, а обстановка лишь усиливала эту атмосферу. Каждая деталь интерьера, каждый предмет мебели здесь были старинными. Стены плотно увешаны картинами в массивных рамах, где-то громко тикали большие напольные часы…

Но толком осмотреться я не успел — поднявшись, Любомирский провел меня через анфиладу комнат, а затем остановился перед закрытой дверью и тихо постучал.

— Входите! — раздался приятный голос старичка Фрейда.

— Здесь я вас оставлю, — обратился ко мне Любомирский. — Аудиенция приватная. Однако если что-нибудь понадобится, вы сможете найти меня в этом зале.

— Благодарю, Станислав Янович, — вежливо кивнул я и решительно распахнул дверь.

Первым делом меня окатило волной теплого воздуха с легким ароматом гари и чего-то хвойного. В комнате ректора жарко пылал камин, уютно потрескивая сухими дровами.

Сам Догоруков, облаченный в домашнюю пижаму, халат, восточные тапочки и колпак для сна, суетился возле придвинутой к камину кушетки.

Услышав мои шаги, он обернулся и расплылся в вежливой улыбке.

— А вот и Михаил Николаевич пожаловал, — сказал он и отошел от кушетки. — Значит, все в сборе. Приступим же, господа.

Ректор поправил пенсне и жестом пригласил меня сесть в кресло.

— О! Мишаня! — раздалось знакомое бульканье.

Банка с Ленькой Пантелеевым стояла на столике недалеко от кушетки и двух пустых кресел.

— Здравствуй, Леня. Давно не виделись, — вздохнул я.

— Бросай кости в кресло и расслабься, я уже все рассказал Дедуле!

Ректор покачал головой и шикнул на артефакт.

— Полагаю, вы ужасно вымотаны и продрогли, ваше сиятельство, — в голосе Фрейда сквозили интонации заботливого дедушки, что совсем сбило меня с толку. Ну не вязалось такое поведение с тем, что я натворил! — Присаживайтесь, отведайте глинтвейна. Моя экономка — просто волшебница по части горячительных напитков, даром что рождена простолюдинкой…

Я медлил. Слишком уж все это было странно. Подозрительно, нелогично…

— Владимир Андреевич… Ваше высокопревосходительство… Разве это не…

Фрейд отмахнулся.

— Михаил Николаевич, разговор будет долгим. И, поверьте, горячительное вам еще пригодится, — он кивнул на кушетку. — Я осмотрел вашего друга Ронцова. И у меня есть кое-какие новости для вас обоих…

Не спрашивая разрешения, я метнулся к кушетке.

Серега казался спящим: почти заросшая новой кожей грудь мерно вздымалась, дыхание было глубоким. Парня помыли и переодели в подобие пижамы — судя по всему, из запасов самого ректора. Утопавший в складках гигантского пухового одеяла, Серега казался совсем крохотным.

— Как он? — оторвавшись от друга, я поднял глаза на Фрейда.

— В порядке. Понимаю, слышать это удивительно, но так и есть. Я лично отслеживаю его показатели. Видите ли, Михаил Николаевич, ваш друг… Впрочем, я все еще настаиваю на том, чтобы вы присели.

Едва я убедился в том, что Ронцов и правда выжил, что вот он, спящий и целый лежит себе да почивает на подушках, как силы вмиг меня оставили. Я покачнулся, колени подкосились, и я с трудом доковылял до кресла.

Фрейд тут же протянул мне высокий бокал с рубиновой ароматной жидкостью. Видимо, тот самый хваленый глинтвейн. Я выпил его залпом и даже не поморщился от ожога — напиток был горячим. Зато по груди прошла огненная дорожка, согревшая меня после долгой прогулки по катакомбам.