Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

— Причина? — тяжело уронил отец, на что мелкий засранец опять влез вперёд меня.

— Так его, отец, Василика Федос отшила. Да ещё и глумилась, похваляясь, что не для такого росла, — дополнил братец. — Стервь конечно… ой! — последнее было связано с тем, что отец, не меняясь в лице, отвесил трепачу чувствительный подзатыльник.

— Перед экзаменами? — обратился Володимир ко мне, пристально вглядываясь в глаза.

— Перед ними, — не отрицал я. — Справился, но не сразу. Провалов нет, но итоги выйдут средними.

— Хм, — откинулся отец на спинку стула. — Негодно и не во время, но что не всё провалил — достойно. А Федосам припомню, — оскалился он хищно. — Нет так нет, но ославить парня на весь гимназиум — дело злое. Что делать мыслишь? — уставился он на меня требовательно.

— Просить, — судорожно выхватывал я из памяти обрывки знаний. — Просить, месяца у вас, отец, на размышление и подготовку. Без результатов экзаменов сказать не могу точно, да и с ними варианты есть.

— И в подмогу в делах брату так и не желаешь пойти? — опросил глава семейства.

— Не моё, отец. Не торговый я человек, себя ломать буду, да и для дела во вред пойдёт, — озвучил я мысли Орма, которые тот боялся озвучивать.

— Даже так, — изволил поднять бровь Володимир. — Вырос ты, как я посмотрю. Ну, месяца тебе не хватит, полгода думай, готовься, — широким жестом проявил он щедрость. — И о деле семейном подумай. Буреполк делу и мне подмога, да и себя не обижает, — упомянул он нашего дядьку, второго человека в семейном деле.

— У Буреполка Всеволодовича старшая дочь в дело пригоднее меня будет, — напомнил я. — И по сердцу ей караваны. А мне гражданство потребно, отец.

— Гражданство — дело тяжкое, — покачал тот головой. — Впрочем, Эфихос, вон, его точно получит.

— Он в милицию пойдёт, по сердцу и разуму, — ответил я. — Меня же наука привлекает, да без гражданства не выйдет ничего. Нет в Вильно меценатов для юнца, — хмыкнул я.

— Ежели ложе не согревать, — изволил слегка улыбнуться отец, — так и ни в одном Полисе мецената не найдешь. Добро, понял я тебя, одоб…

В этот момент над тарелью с супом, остывающей передо мной, зависла солонка. В воздухе, без ниточек каких-то там. Причем я в её зависании принимал участие, явно инстинктивно. Впрочем, поток ассоциаций, связанных с этим, ввёл меня в ступор.

А вот проказливое выражение лица младшего братца сменилось на удивлённое, сменившееся, после тяжкой оплеухи, на обиженное.

— Встал. Еды на сегодня лишён, покинь трапезную, — уронил Володимир, на что братец печально встал и вышел. — Удержал, — утвердительно заявил отец, с некоторым удивлением взирая на меня, как и промолчавший всю беседу братец старший. — Одарённого удержал. Молодец, Ормонд, видно, не зря над книгами глаза ломал и брюхо отращивал, — по-доброму ухмыльнулся он. — Коли с гражданством не надумаешь — ждёт тебя свой караван и партнёрство младшее, — постановил он под кивки Энаса.

— Да, силён, братец, — по-доброму ухмыльнулся старший. — Паровик точно потянешь, а может и гросс-паровик…

— Не погань язык готской придумкой! — строго уставился на старшего отец. — Ярый паровик по-нашему, или яровик. Мы же его и придумали, — наставительно заявил он.

А мне явно плохело. Дело в том, что массив всплывшей памяти об “одаренных” и “владетелях” или “операторах” эфира(!), полностью осознавалось Ормом, более того, было для него надеждой и мечтой. А вот Олег от этих воспоминаний дурел, искал причины, почему “всё сказки”, и в целом, противился “реальности, данной в ощущениях”, вызывая эмоциональную бурю.

— Что с тобой, Орм? — взволновался Володимир, узрев переливы лица (подозреваю, от белого до салатового). — Ужо я Эфихостошку уважу, вредителя, — насупился он.

— Это… не он... переволновался, — выдал я, борясь с взбунтовавшимся организмом. — Уборная…

— Беги, — понятливо кивнул Володимир.

Я и побежал, впрочем, хотя головокружение не прошло, нового “белого друга” я не завёл. Организм, похоже, начинал привыкать к “эмоциональным бурям”, впрочем, причина последней продолжала меня “штормить”. А именно, одарённые, одним из которых был младший братец.

Итак, помимо значимых отличий в истории, геополитике и прочих подобных нюансов, миры Олега и Ормонда отличались наличием “эфира”. И объем противоречивых воспоминаний зашкаливал, норовя вообще лишить сознания, чего я избежал лишь усиленно не “думая о белой обезьяне”, сиречь противоречиях. А факты заключались в том, что тут есть маги. Или псионики, или колдуны, бес знает, как их интерпретировать. В калейдоскопе мыслей промелькнул с детства понятный филологический момент, Олегу не известный. Небеса и бесы, вполне себе слова-антагонисты, лексически понятные.