Максимилиан Уваров - Плач по мечте

— Эй! Мэшугэнэр! Выходи! Я милицию вызываю! — крикнул старик и несколько раз ударил по столу набалдашником палки.

Артем не стал больше прятаться. Да и чего ему было бояться? Дряхлого старика с клюшкой? Артем точно помнил, что видел на тумбе в коридоре старый телефон с проводами и диском вместо кнопок. Пока дед дотопает до него и вызовет полицию, он, Артем, даже в полупьяном состоянии успеет добежать до входной двери.

— Слышь, дед! — Артем вышел на середину комнаты, прикрывая рукой глаза от света. — Ты не кипишуй. Давай бабло выкладывай, а то свое «вей» сказать не успеешь, как я тебе твои тухлые кишки выпущу! — и он вынул из кармана небольшой складной нож.

Артем был зол. Он злился на тошноту и страшную головную боль, на толстую продавщицу в магазине, которая продала ему паленую водку, на Кудрявого, который не предупредил его о возвращении деда, на друзей, бросивших его. И особенно его злил этот старый и седой еврей в вязаной серой кофте и обрезанных валенках вместо тапочек.

— Молодой человек… — старик покачал головой, — я старый больной еврей. У меня за душой только три червонца пенсии и эта квартира. И ви мине угрожаете этим режиком? Я нищ, как церковная мышь! Что вы тут хотели найти? Золото и бриллианты?

— Ага! Нищий он, — хмыкнул Артем, — а сам вон ремонт затеял.

— О каком ремонте идет речь? — старик удивленно вскинул седые брови.

— Да там вон, — Артем кивнул головой в сторону шкафа и тут же поморщился от боли, — еще одну квартиру прикупил и решил объединить со своей? Нищий он…

Старик побледнел, нащупал рукой позади себя стул и тяжело плюхнулся на него.

— Неужели ви нашли его? — прошептал он. — Шо ви там исчо видели?

— Слушай, дед! Не подумай, что я такой же чокнутый, как ты. Просто водка паленая была. Вот и привиделось, — ответил Артем. Почувствовав, что опасности нет, он спрятал нож в карман и уселся в большое кресло напротив старика.

— Так шо там было? — не унимался Линдерман.

— Да двор вроде наш был, но как будто весна, а не зима, как сейчас. И тетки с такими странными колясками с большими колесами. Дети в этих… панамках белых. И машины старинные. Не современные.

— Неужели это именно ви? — всплеснул руками старик, но Артем его уже не слышал. Он пьяно храпел, раскинувшись на большом и очень удобном кресле.

Артем проснулся от свиста закипевшего чайника и веселого голоса диктора по радио:

— Вы слушаете радио «Маяк»…

Он открыл глаза и обнаружил себя в незнакомой комнате, сидящим на огромном кресле. Его ноги лежали на стуле, а сам он был заботливо укрыт стареньким пледом. Таким же пледом была застелена кровать, стоящая у окна. На стенах висели полки с книгами, в углу стоял огромный старый шкаф, рядом с ним притулился кособокий комод. Артем снял ноги со стула, брезгливо скинул с себя плед, пахнущий пылью и старостью, и, морщась от головной боли, пошлепал в кухню.

Старик суетился возле кухонного стола, нарезая на тарелку с синей надписью «Моспищепром» белый хлеб. Пахло дешевым чаем, прогорклым маслом и селедкой.

— Однако, ви ранняя пташка, молодой человек, — в седой бороде старика блеснул железный зуб.

— Сон алкоголика глубок, но недолог, — буркнул Артем, с осторожностью садясь на колченогую табуретку.

— А к чему пить? Тем более в таком субтильном возрасте? Випейте со мной чаю. И откушайте бутербродов с селедошным маслом. Конечно, это не форшмак, который готовила моя Розочка, но вполне съедобно, — старик поставил на стол чашку и налил в нее жидкий чай.

— Дед, мне б пивка, — Артем поморщился и потер рукой длинный шрам на голове.

— Пива не держим, — ответил старик, — а откуда, позвольте узнать, такие жуткие линии на вашей светлой голове? — старик надел на нос роговые очки и подслеповато прищурился, пытаясь разглядеть шрам.

— Авария, — коротко ответил Артем, — я даже помер на несколько минут. Клиническая смерть называется. Потом еще в коме лежал.

— Хм… — нахмурился старик, — сам пережил киническую смерть. Еще в шестидесятом. Тогда политика партии была расселить коммуналки. Вот меня на стройке балкой и придавило. Ви угосчайтесь, — старик придвинул ближе к Артему стеклянную банку с подозрительной серой пастой.

— Я еще и в психушке лежал, — гордо продолжил разговор Артем, намазывая на хлеб селедочное масло, — во… видал? — он протянул руку, на которой синела корявая татуировка «1408». — Сам колол. Это дата, когда я с родителями в аварию попал. С тех пор меня Психом стали звать.