Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

— Ваше Королевское Высочество, я хорунжий Николай Свенторжецкий, это пан Михал Неверовский и святой отец Войцех Калиновский. Мы присланы к вам от его милости Смоленского воеводы Глебовича, чтобы узнать, чем вызвана немилость к нам от столь прославленного полководца, как Великий герцог Мекленбурга с коим у Речи Посполитой нет никакой вражды.

— Пан Свенторжецкий, — отвечал я ему, как можно более любезно, — я понимаю, что Смоленск находится на отшибе и вести сюда не быстро доходят, но на Земском соборе в Москве меня избрали русским царем и потому обращаться ко мне следует «Ваше Царское Величество».

— Да будет известно, Вашему Королевскому Высочеству, — вступил в разговор Калиновский, — что единственными законным царем в Московии является королевич Владислав!

— Святой отец, я не собираюсь вступать с вами в дискуссию о чье избрание более правомочно, Земского собора или Боярской думы. Напомню лишь, что избрание королевича обуславливалось рядом условий. Как то: прибытие в Москву, принятие православия и прочие пункты. Ваш королевич не выполнил ни одного, стало быть, он в Москве никто и звать никак! Кстати, если вы припомните историю своего государства, то, не так ли поступили поляки, когда выбранный ими в короли Генрих Анжуйский бежал, бросив свой трон и присягнувшую ему страну? Вы тогда выбрали Иштвана Семиградского из славного рода Батори, а русские в такой же ситуации остановили свой выбор на мне. Посему давайте оставим этот бесплодный разговор и перейдем к делу, по которому вы меня потревожили. Что вам угодно, господа?

— Прошу ясновельможного пана герцога не гневаться, но не изволит ли он дать нам немного времени на раздумье? — спросил Свенторжецкий, оттеснив ксендза, — право, принять такое решение за три дня совсем не просто.

— Сожалею, господа, но у моего Царского Величества только одно слово, и я его уже сказал. Так что времени у вас только до вечера, завтра с утра заговорят пушки, а как только стены рухнут, я войду в город.

— Пан герцог, — вышел вперед молчавший до сих пор Неверовский, — знайте, что мы не капитулируем никогда, и будем сражаться до последней крайности! Победоносное войско короля Сигизмунда осаждало Смоленск два года, так неужели вы думаете, что ваше жалкое воинство из черных крестьян, разбойников-казаков и давно забывшего о чести шляхетства справится с этим лучше?

— Любезный пан Неверовский, это жалкое воинство о коем вы говорите с таким неподражаемым пренебрежением, уже разгромило вашу хваленую армию под командованием самого гетмана Ходкевича в битве под Москвой. К тому же вы забыли о войсках любезно присланных мне моим братом королем Густавом Адольфом. Поэтому, если вам нечего мне больше сказать, ступайте с богом.

— Я смотрю, шведы забыли о Клушине?

— А вы о Дерпте! Ступайте господа, вы и так отняли у меня много времени.

Едва поляки, откланявшись, вышли, воеводы обступили мой трон. Пихая один другого, они явно хотели что-то сказать, но не решались. Наконец, Куракин вышел вперед, и поклонившись заговорил:

— Что же ты прогнал их, государь! Подумали бы ляхи недельку, может, и сговорились бы еще. А так, сколько погибнет душ христианских? Грех-то какой!

— Греха бояться детей не родить, однако родим! — Прервал я его излияния, — где ты такое видел, чтобы ляхи так просто сдавались? Время они хотят потянуть.

— Как где видел, в Москве! Сдались ляхи-то.

— А сколь перед тем осады было?

— А сколь потерь было, если бы на приступ пошли?

— А что в битве с Ходкевичем меньше потеряли?

— Так, то в битве!

— А ты думаешь Сапега или Гонсевский не придут на помощь Смоленску, если он держаться будет?

— Так то, когда еще будет, — пискнул кто-то из заднего ряда, — может ляхи до той поры уже и сдадутся!

— Может, — не стал я перечить, — но быстрее, что до той поры мы сами обессилим. Или вам неведомо, что при долгих осадах народа от болезней мрет никак не меньше, чем в сражениях гибнет?

— На то божья воля! — возразил тот же голос.

— Не богохульствуй! Нет в том ничего богоугодного, чтобы ратники от поноса погибали.

— А если не возьмем крепость приступом?

— Возьмем. Ляхов мало, если пушками стены в трех местах обрушим, да дружно пойдем на приступ, то им людей нипочем не хватит отбиться.

Воеводы задумались, а я про себя перевел дух. Кажется убедил, можно, конечно, просто приказать, но выполнять в этом случае будут соответственно. Мне же нужно, чтобы все от первых воевод, до последнего ратника понимали что делают. Тогда и в бой пойдут с охотой, и в дальнейшем будут верить.