Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

— Ладно, сейчас разберемся, — сказал я, отправляясь в шатер.

Не слышно подойдя к занавеске, делившей шатер на две части я услышал разговор Анны с ее воспитанницей.

— Будь послушной и почтительной, — наставляла маркитантка девочку, — и все будет хорошо.

— Мне страшно Анна.

— Чего ты боишься дурочка? Этого не миновать, а господин герцог добр и хорош собой, так что считай, тебе повезло.

— Раньше ты говорила, что мне надо быть осторожной…

— Верно девочка, видишь ли, я всегда боялась, что недогляжу и это с тобой силой проделает какой-нибудь негодяй. Поэтому и наставляла тебя и просила быть осторожной.

— А мне показалось, что ему нравишься ты.

— Какая же ты глупая Лизхен, он же герцог, а я маркитантка.

— Я тоже маркитантка, и не такая красивая как ты.

— Нет, моя милая, ты молоденькая нетронутая как свежий бутон девушка. Нет такого мужчины, что устоял бы перед этим, беда лишь в том что это бывает только один раз. Поверь мне жизнь маркитантки совсем не сладкая и если есть возможность избежать такой судьбы, то глупо ее терять…

Видит бог я никогда не был ханжой, но услышав как Анна наставляет юную девочку на путь греха невольно покраснел. Осторожно отступив от занавеси я наткнулся на стоявший на полу кувшин и едва не упал чертыхаясь.

— Что за черт понаставил тут всякой мерзости!

— О, это вы ваше величество, — выскочила Анна, — не извольте гневаться, я сейчас все уберу.

— Да, это я. Послушай Анхен, помнишь, ты говорила, что хочешь мужа и домик где-нибудь в тихом месте?

— Верно, ваше величество, а зачем вы спрашиваете?

— Не смотри на меня так чертовка, я ведь женат. Просто мне интересно, Карл Гротте по-твоему мог бы быть хорошим мужем?

— Вот уж странный вопрос, из наемных рейтар редко выходят хорошие мужья. Впрочем, Карл — человек не глупый и бережливый. Если бы он позвал меня замуж я бы, пожалуй, согласилась. Вот только вряд ли наших сбережений хватит на домик и на безбедную жизнь.

— Ну, это-то как раз очень просто устроить. Я бы вполне мог подарить вам дом хоть в Москве, хоть в Мекленбурге. Мне нужны хорошие солдаты, а Карл хороший солдат. Он бы служил и получал хорошее жалованье, а ты вела дом и воспитывала его детей. Что скажешь?

— Вы умеете уговаривать, ваше величество, и если бы дело зависело от меня я бы согласилась не раздумывая, но я не знаю что ответит вам Карл.

— А если представить что тебе удалось бежать назад в крепость?

— Пожалуй, мне бы поверили.

— Так может, ты убежишь этой ночью?

— Это может быть довольно опасно, но если вы позаботитесь о Лизхен, то…

— Я позабочусь о ней, хотя, наверное, не так как ты себе это представляешь.

— Что вы имеете в виду.

— Анна, ради всего святого, объясни мне, чему ты учишь эту бедную девочку, она ведь совсем еще ребенок!

— Не такой уж ребенок, чтобы надеется на это как на защиту. Она достаточно взрослая чтобы бояться мужчин, а в армии есть только один способ защититься от других — принадлежать одному. И лучше если этот один будет командиром, а не простым рейтаром. Уж я это хорошо знаю!

— Пожалуй ты меня убедила в том что в этом есть разумное зерно, но повторяю она ведь еще совсем ребенок…

— Вы в этом крепко уверены, герцог-странник? — лукаво спросила Анна и посмотрела на занавесь.

Я тоже перевел туда глаза и едва удержался чтобы присвистнуть. С головы девушки исчез уродливый чепец и открыл спадающие на плечи густые и длинные волосы цвета спелой пшеницы. Без замызганного передника и закрывающего плечи платка, платье не казалось уже грубым и бесформенным, а под корсажем явно наличествовала грудь. Юбка, как это принято у маркитанток, была укорочена до середины икр чтобы не запачкать подол. Однако, вместо грубых солдатских сапог из под нее выглядывали самые изящные ножки, какие только можно было себе вообразить. Но главное достоинство юной прелестницы составляло ее лицо с просто огромными глазами.

— Святая пятница, кто эта очаровательная девушка, Анхен, — немного потрясенно спросил я, — и куда ты девала ту бедную испуганную девочку, с которой стирала белье?

— Вам нравится ваше величество? — спросила меня в ответ довольная похвалой Анна, — было довольно трудно скрывать от грубых солдатских глаз такую милашку. И будет чертовски жаль, если эта красота и невинность достанутся какому-нибудь грубому животному.

Лиза, очевидно, не привыкла, чтобы ее нахваливали как лошадь перед барышником, и вспыхнула став при этом еще милее.