Пока Федька глазел на диковинную картинку, дверь отворилась и к нему вышли хозяин, сотник и царский кравчий.
— Что сосед, и ты на сей лубок не налюбуешься? — усмехнулся Вельяминов, — смотри-смотри, может и признаешь кого.
Спохватившийся Федька почтительно поклонился вошедшим, а тот продолжал.
— Эх, Анисим, Анисим! Вот проведает государь, что ты за картинки велишь делать, ужо будет тебе.
Хозяин дома, хитро улыбаясь словам гостя, кликнул жену и та вместе со служанками, стала накрывать на стол.
— Садись с нами Федор Семенович, — обратился к боярскому сыну Пушкарев, — гость в дом — радость в дом!
— Да я, — начал было Панин, но Вельяминов перебил его.
— Садись, садись успеешь еще с сотником своим потолковать. Проголодался поди на службе, так угостись пока угощают.
Тут двери в отворились и в горницу почти вбежали дочки стрелецкого полуголовы в сопровождении какой-то девушки.
— А я тебя знаю, — бесцеремонно заявила младшая, — ты нам снежную бабу лепил!
Федька хотел было ответить что тоже ее знает, но застыл как громом пораженный. Потому что вместе с девочками в горницу вошла Алена Вельяминова.
— Прости братец и ты Анисим Михайлович, — смущенно проговорила она, — никакого сладу с этими разбойницами, особенно с Машей.
— Это ты прости меня боярышня, — кинулась к ним Авдотья, — не обижайся что оставила тебя одну с этими негодницами!
— И вовсе мы не негодницы! — важно заявила в ответ Маша, — мы шли читать учиться на картинках, а они только в этой горнице висят. Государь велел мне чтобы я училась, сказал проверит!
Впрочем, жена Анисима со служанками тут же увели девочек, а Вельяминов улыбнувшись на весь этот переполох проговорил:
— Что же ты Аленушка с соседом не поздороваешься?
— Федя? — удивилась девушка.
— Здравствуй Алена Ивановна, — степенно поклонился справившийся с волнением Федор. — Давно ли прибыли, поздорову ли тетушка?
— Здравствуй, Федор Семенович, — так же степенно отвечала она, — померла тетушка, вскоре как государь уехал. Братец и забрал меня, чтобы одна не оставалась, уже третий день как в Москве. Родные ваши велели кланяться.
— Царство небесное… благодарствую, — невпопад забормотал снова смутившийся парень вслед вышедшей девушке.
Никто впрочем, не обратил на его смущение особого внимания, потому что собравшиеся продолжили свой разговор.
— Сказывал я тебе Никита, — говорил Пушкарев, разливая по стопам из глиняной сулеи вино, — поставь себе терем, дело не великое, а пригодится. Мне то что, только честь таковых гостей принимать. Но ты у нас в бояре метишь, прилично ли тебе с сестрой у меня жить?
— Ничто, — буркнул в ответ царский кравчий, — когда ляхов только выгнали, бывало бояре и дворяне на собор приехавшие у посадских гостили. Вот приедет Катарина Карловна и определим Алену на службу. В эти… как их… камер-фрау, вот.
— В камер-фрау замужние женки служат, — поправил его Корнилий, — а твоей сестре по чину во фрейлины, те девицы.
— Хрен редьки не слаще! — отвечал ему кравчий, поднимая стопку, — давайте выпьем да мне в кремль пора.
Собравшиеся дружно выпили и немного закусив стали расходится.
— Федя, а ты чего меня искал? — Спросил сотник Панина когда они вышли.
— Да, я это… — забормотал парень, начисто забывший, по какой надобности ему был нужен Михальский.
— Феденька, — протянул участливо Корнилий, — я тебя как брата люблю, а потому добром прошу, не смотри так на боярышню Вельяминову. Не будут с того добра!
— Да я понимаю, что ей не ровня, — вздохнул парень.
— Нет, братец, ни черта ты не понимаешь! Ты даже себе представить не можешь насколько не ровня. И поверь мне, нет никакой разницы, приедет Катарина Карловна или нет. — Продолжал немного захмелевший сотник.
— Это почему? — удивился ничего не понявший из этих слов Федор.
— А не почему! — Спохватился, что сболтнул лишнего Корнилий. — Просто судьба такая.
Федька понял что ничего больше не добьется и какое-то время молчал. Потом набравшись духа спросил.
— Корнилий, а кто там на картинке с государем?
— Какой картинке? Ах, на том лубке… а ты присмотрись внимательнее. Может и признаешь.
На другой день Федька вместе с прочими ратниками надзирал за порядком на кулачных боях, проходившими на льду Москва реки. Дома боярскому сыну приходилось участвовать в таких забавах, но оказавшись в столице, он был поражен их размахом. Казалось на игрища пришел народ со всего города. Одни показать удаль молодецкую, другие посмотреть на других. Отдельно на берегу встали возки государя и больших бояр приехавших потешиться забавой. Панин видел что государю вынесли большое кресло и застелили его богатой шубой. Когда царь сел, вокруг него стеною стали рынды, только не с серебряными топориками как на приемах, а с обнаженными саблями. Следом теснились бояре, но близко к государю не пускали никого. Отдельно стоял возок свейского посла также приехавшего полюбопытствовать.
Читать дальше