Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

— Так, государь.

— Вот, а нам надо знать кто и, хорошо бы еще, что именно напишут.

— Гонцов перехватить?

— Нет, все одно всех не перехватим, но вот знать, кто отправил нужно. Ну, а если гонец, устанет дорогой и кто-то сие письмо прочтет да список сделает, так совсем хорошо будет.

Переговорив с боярином, я отправился в свои покои, благо время было послеобеденное. Еще у Пушкарева я немного перекусил, так что есть, не хотелось совершенно. Бояре же мои, люди и без того за редким исключением тучные им и вовсе попостится не грех. Спать я разумеется не собирался, вместо того хотелось спокойно обдумать проект первого учебного заведения. Поначалу я предполагал, что это будет что-то вроде Славяно-Греко-Латинской Академии, какую у нас завели только в конце века. Начать со светского университета было абсолютной утопией. Большинство моих подданных меня бы просто не поняло, а духовенство и вовсе встало бы на дыбы. Учредить ее я собирался сразу после похода на Смоленск. Сначала там будут готовить священнослужителей, а со временем появятся и светские дисциплины. Но последние события привели меня к мысли, что с толмачами из посольского приказа надо что-то делать. То что два раза не смогли найти переводчика на латынь, это еще полбеды. Слышали бы вы как они переводят на немецкий! Короче, первым учебным заведением будет школа толмачей. Название пока еще не придумал, но как вариант — гимназия. А что, слово сие по происхождению греческое, так что попы возмущаться не должны. Располагаться она будет в одном из монастырей, благо недостатка в них нет. Остаётся вопрос, как организовать учебный процесс. Ну, для начала общая грамотность, с этим должны справиться монахи. Затем перейдем собственно к языкам. Во первых латынь. Мало того что это сейчас язык межнационального общения, так еще и добрая половина европейских языков напрямую происходят от нее и знающим латынь куда проще выучить французский или итальянский, с испанским. К тому же латынь это еще и язык науки, так что без нее никуда. Второе направление северная Европа и тут нам нужен, прежде всего, немецкий. Затем шведский, голландский и английский. Ну и нельзя забывать о наших заклятых друзьях поляках. Польский язык тоже нужен. И кто же будет обучать студиозов всей этой премудрости? Дьяки полагающие что знают эти языки не годятся однозначно. Мало ли чему они научат, красней потом на приемах. Остается привлечь иноземцев, которые здесь давно живут, либо пленных, благо в последних недостатка нет. Теперь остается решить кто это все будет контролировать. Все-таки учение процесс непростой. Может Мелентий? А что мужик грамотный, латынь опять же знает. И тут у меня в голове помимо моей воли возникло лицо падре Игнасио. А что если… нет, попы если узнают, что иезуита допустили до такого дела как обучение юношества, то меня со свету сживут. Не-не-не, чур, меня! Хотя, а чего я загоняюсь? От того что стал русским царем, я не перестал быть мекленбургским герцогом. И у меня ведь в Ростоке есть целый университет! Надо выписать оттуда несколько преподавателей, да и дело с концом. Тем более что протестанты не вызывают у моих русских подданных такой жгучей ненависти как католики. Решено, озадачу Рюмина еще и этой проблемой, пусть везет учителей. А местные ученики, если за это время писать-читать толком научатся, да еще по паре десятков слов на немецком запомнят, так и хорошо для начала.

Отодвинув в сторону перо и бумагу, я растянулся на кровати и бездумно уставился в потолок. В последнее время у меня редко была возможность побыть одному. Постоянно рядом кто-то есть, то спальники, то стольники, то бояре с дьяками. Скорее бы, что ли разлюбезная моя Катарина Карловна заявилась. Ну, а что построим потихоньку новый дворец и будем жить долго и счастливо. Прикрыв глаза, пытаюсь вызвать в памяти лицо жены и хотя представить как выглядит мой сын. Увы мне, вместо серьезного лица суровой шведской принцессы в голове возникает сестра моего верного кравчего Алена. Это так неожиданно, что я некоторое время во все глаза смотрю на нее и… просыпаюсь. Я что заснул? Господи и приснится же!

После обеденного сна, снова собирается боярская дума, только уже со мной. Зная от Романова решение собора, я выслушиваю его с самым невинным видом. Ничего, это заседание не последнее и война не завтра кончится, а там может тушинский патриарх и не доживет до мира то?

— Как скажите бояре, если вас оскудение веры в народе не беспокоит, то и я об сем переживать не буду. Я сейчас вот о чем говорить хочу. Посылал я от себя посланником к брату моему королю Густаву Адольфу Клима Патрикеева сына Рюмина, чтобы известил он короля о счастливом моем избрании на царство. Он у меня давно служит и в Стокгольме себя хорошо показал. Теперь же думаю послать его к брату моему королю датскому Кристиану, но уже послом. Того же ради чтобы умаления чести нашей не было, и за многия его службы рассудил я за благо пожаловать Рюмина чином думного дьяка, а чтобы он содержать себя мог прилично чину своему, то велю вернуть ему вотчину отца его Патрикея Рюмина. Что скажете бояре?