Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

Однако надо понимать, что если Густав Адольф будет один, я его, скорее всего, уболтаю на все, но… съесть то он съест, да кто же ему даст! Канцлер Аксель Оксеншерна прекрасно все это понимает и ни за что не отпустит своего подопечного одного. Значит, мне также надо быть там не одному, а во главе большого посольства с боярами и дьяками. Они будут вести переговоры с шведскими чиновниками, я с королем, глядишь, чего и выгорит. Кроме того, вместе с королем должна прибыть моя разлюбезная Катарина Карловна с сыном. Пора бы семье и воссоединиться.

Но что делать с Бриндизи? Папский легат это серьезно. Последний раз таким послом был Антонио Поссевино при Иване Грозном, про которого рассказывал Никита. Тогда папа в очередной раз решил, что пришло самое время заключить военный союз против Османов и заодно склонить Русскую церковь к Унии. Надо сказать, что первый русский царь отыграл тогда ситуацию на все сто. Будучи большим знатоком богословия, он весьма успешно вешал лапшу на уши папскому нунцию о своем желании приобщиться к истинной вере и европейским ценностям, пока не был заключен Ям-Запольский мирный договор. Получив столь необходимый для него мир, Иван Васильевич, мило улыбаясь, послал Поссевино и Папу и с унией и с антиосманским союзом. Щелчок по носу папской дипломатии был знатный и фра Антонио, будучи в бешенстве, сочинил пасквиль о русском царе убившим в припадке ярости своего сына. Клеветник из Поссевино оказался лучше чем дипломат, и сочиненная им история со временем стала канонической. Но это дела давно минувших дней, предания старины глубокой. Куда более интересно, что папские дипломаты предложат мне? Ну, с Унией все понятно, вряд ли в Ватикане кто всерьез верит в ее возможность, но и отказаться от мечты не могут. Это все равно как филиокве* отменить.

--------

Филиокве. — один из главных догматов католической церкви.

Что еще? Союз против османов? Скорее всего. В принципе, дело богоугодное, нам с ними все равно воевать, но… не сейчас. Сейчас стране нужен мир, причем любой ценой. И нужен он еще, по крайней мере, лет двадцать. Хотя пообещать можно что угодно, обещать не значит жениться. Что еще? Эх, плохо учил я историю, кроме тридцатилетней войны, которая скоро случится, ничего и не помню. А может быть дело, как раз, в этом? Император и Папа потихоньку готовятся к новой религиозной войне и католическая Польша их естественный союзник. А вот один молодой германский князь, полный неуемной энергии, как раз представитель другого лагеря, и если он будет как можно дальше от Империи, то не сможет не во что вмешиваться. Может быть, расчет именно в этом? Нет, вряд ли, не такая я уж большая фигура на общегерманской шахматной доске. Таких фюрстов как я, в Империи большой воз и маленькая тележка и каждый мнит себя великим полководцем.

Итак, что для меня важнее? Хотя нет, не так. Важно и то и другое. Но что в первую очередь? Наверное, все-таки Густав, он молод, честолюбив, это его первый дипломатический вояж. На этом можно и нужно сыграть. Папский нунций тоже важен, но что он будет делать, если приедет в Москву и меня там не окажется? Правильный ответ — ничего. Ждать будет. Ну и вести предварительные переговоры, особенно если я на то боярскую думу уполномочу. Вот вернусь в Москву, тогда и поговорим. Если переговоры с Густавом будут удачными, то это будет лишним козырем при разговоре с Бриндизи. А если нет, то он ведь может и не узнать об этом. Все решено, — едем в Новгород!

— Ваше величество? — вывел меня из состояния задумчивости голос Лизхен, — с вами все хорошо?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— У вас такое лицо…

— Все в порядке, милая, просто мне пора уезжать.

— Вы возьмете меня с собой?

— Нет, не сейчас. Вы с Фридрихом теперь отправитесь в Москву. Там есть слобода, или по-нашему квартал, где живут немцы. Там Фридрих купит или построит дом, где вы будете жить, пока я не вернусь.

— Как прикажете, ваше величество.

— Ну-ну, не дуйся.

— Что вы я и не думала, просто я буду скучать.

— Ничего не поделаешь.

Встав, целую на прощание девушку, и решительно выхожу из горницы, тут же наткнувшись на Буйносова.

— Вот что стольник, вели собираться всем воеводам, да прочим начальным людям. А сейчас кликни ко мне Вельяминова.

Старший постельничий угодливо кивает и тут же бросается вон. Через минуту слышно как он сочным басом раздает распоряжения слугам и в архиепископских хоромах начинается суета. Обернувшись, вижу перед собой Михальского. Мой телохранитель, как всегда, подтянут и щеголеват. Лишь в уголках глаз заметна затаенная печаль. По какой-то безмолвной договоренности мы с ним не говорим о его последней поездке на родину. Хотя я знаю, что там случилось, и он тоже знает, что мне все известно.