Андрей Величко - Фагоцит. Покой нам только снится [litres]

Однако сейчас в Хьюстоне решили не рисковать и прервали полет, «Аполлон» с несчастливым номером успешно приземлился. И правильно, в другой истории он, облетев Луну, смог вернуться к Земле буквально чудом, и вовсе не факт, что оно повторилось бы и сейчас, несмотря на мастерство и мужество экипажа.

Вот только во всем есть и обратная сторона. Хорошо, с причинами преждевременного отключения двигателя американцы разберутся. Но про утечку из топливного бака и про последующий взрыв в аккумуляторном отсеке они так и не узнают, пока аналогичная авария не произойдет во время полета очередного «Аполлона». Далеко не факт, что тогда она не перерастет в катастрофу. И главное, сделать-то ничего нельзя! Не отправлять же в НАСА анонимку с описанием возможной аварии.

Так что, если в здешнем будущем погибнет экипаж какого-нибудь очередного «Аполлона», виноват в этом буду я.

– Фиг тебе! – тут же отреагировал Антонов. – Если бы я, бросив все, в свое время не кинулся вытаскивать Скворцова из комы, вообще ничего не было бы. Так что это будет моя и только моя заслуга, твоя совесть может быть спокойна, а моя на подобные мелочи давно не реагирует. Да и не волнуйся ты! Один раз они взорвались и смогли после этого сесть, почему теперь должно быть как-то иначе? Не мешай людям проявлять героизм, лучше давай еще раз прикинем, как тебе обойтись без этого. Вот что будет, если аккумуляторный отсек взорвется на «Салюте»?

– Траурное объявление в исполнении Левитана и торжественные похороны.

– Уверен? А вот я не очень. Схему «Салюта» хорошо помнишь? Давай прикинем, что тут будет после реализации такой вводной.

– Перестраховщик.

– Ну, раз уж ты им не хочешь становиться, приходится мне.

Николаев и Севастьянов после почти трехнедельного полета нормально сели. Нельзя сказать, что столь долгое пребывание в невесомости обошлось для них совсем без последствий, но все-таки их самочувствие было гораздо лучше, чем в прошлом Антонова.

Почти сразу после завершения их полета, в конце мая, на орбиту была выведена станция «Салют», а у меня появилась вторая дочь, названая Анастасией.

Вообще-то грядущий полет был не единственным знаковым событием в моей жизни. В воскресенье четырнадцатого июня, через два-три дня после нашего старта (если он, конечно, состоится вовремя), пройдут выборы в Верховный Совет СССР, и я уже был выдвинут в кандидаты. Хорошо хоть на предвыборных встречах с трудящимися за меня в основном отдувались доверенные лица – Александр Казанцев, уже закончивший первую книгу задуманного цикла о космических роботах, и Иван Ефремов.

– Тебе все равно перед полетом на это времени не хватит, – объяснил мне Шелепин. Между прочим, не только куратор космической программы СССР, но и председатель президиума того самого Верховного Совета, куда мне предстояло просочиться. – К тому же ты можешь ляпнуть чего-нибудь не того, язык у тебя без костей, Александр Петрович в этом отношении гораздо более ответственный человек. Иван Антонович, как ни странно, тоже.

Это он говорил с таким видом, будто я собирался возражать. Да упаси господь! Успею еще набазариться с трудящимися, когда меня выберут, там уже никакие доверенные лица не помогут. Впрочем, одно предвыборное обращение, причем по телевизору, мне сделать все-таки придется – с борта «Союза-10», перед стартом, в прямом эфире.

– По-моему, тут чем-то пахнет, – заявил Гагарин, вплывая в бытовой отсек «Салюта» и подняв стекло шлема легкого скафандра.

– Поливинилхлоридом, – уточнил я, проделав то же самое. – Проводку монтировали прямо с завода, вот она и ароматизирует помаленьку. Ничего, если бы воняло диметилгидразином, было бы гораздо хуже.

– Раздеваемся и приступаем к работе, – подытожил Гагарин. – Может, хоть сейчас расскажешь, что за сверхсекретные эксперименты ты тут собрался проводить? Я все-таки командир корабля. Правда, Шелепин сказал, что это на твое усмотрение.

– Сейчас.

В невесомости не требовалось ни прилечь, ни присесть, ни расслабиться. Я прикрыл глаза, потом открыл их и увидел давно знакомую квартиру Антонова.

– С прибытием! – приветствовал меня духовный брат. – А ну-ка пройдись.

Я прошелся.

– А ничего, тебя совсем не качает.

– Так сколько той невесомости было-то? Всего ничего. Ладно, готовь посылки, я пока отключаюсь.

Антонов возился в двадцать первом веке часов пять, потом он пообедал, и мы с ним мысленно перенеслись на орбитальную станцию, став Скворцовым.