Александр Решетников - В львиной шкуре. Продолжение [СИ]

— Надо же, как тебе свезло! Стало быть, теперь большую торговлю станешь вести?

— Стану, Василий, стану. Так что мне помощники верные понадобятся. Могу я на тебя положиться?

— Конечно, можешь! А что делать-то нужно?

— Ты в Тверь, когда собираешься?

— На днях собираюсь, поспешать надо, а то как бы морозы не ударили. До Покрова меньше трёх седмиц осталось.

— Ясно. Ну, ты как с делами разберёшься, приезжай в Москву и ищи меня там. Если есть надёжные люди, можешь брать их с собой, работа всем найдётся.

— Есть такие люди. Человек семь наберётся.

— Вот и хорошо.

В корчме долго задерживаться не стали. Утолив голод и выпив по паре кружек мёда, отправились на корабль, где Никитин написал своим родным записку, мол, жив, здоров чего и им желает. Кроме этого дал три рубля Василию, так сказать на дорожные расходы.

Великий Московский князь собирался по первому снегу отправиться в Новгород, дабы воспользоваться давним княжеским правом — вершить суд. Тем более жалобщиков хватало. На самом же деле основная цель поездки заключалась в том, чтобы посредством суда прижать к ногтю своих самых рьяных противников. Поэтому большая половина жалобщиков кормилась с московской руки. Узнав о посольстве, Иван III встал перед выбором, стоит ли его дожидаться или лучше идти к Новгороду, откуда он рассчитывал вернуться примерно к началу весны? Можно было бы оставить неизвестных ему посланников на посольского дьяка Фёдора Курицына. Тот бы всё выведал, а по возращению Великого князя доложил бы. Но смущало Ивана Васильевича три вещи. Первая, посольство прибыло по Студёному морю и прибыло целенаправленно и на больших лодьях. К тому же лодьи оснащены пищалями (пушками). Эдак любые корабли смогут по Онеге или Северной Двине заходить в русские земли и творить, что захотят. Вторая, это упоминание ныне покойного Василия Папина и некоего тверского купца. А Тверь давно Ивану Васильевичу не давала покоя, слишком уж самостоятельную политику она вела. А вдруг посольство передумает и пойдёт не в Москву, а в Тверь? И третья, много необычных рассказов слышал Великий князь о богатствах далёкой Индии, а тут можно сказать она сама плывёт в руки. Может, стоило поручить заботу об этом загадочном посольстве жене? За прошедшие после женитьбы три года, она доказала, что способна на многое и хитрости в государственных делах ей не занимать. Тем более страна, из которой прибыло посольство, православная и общих тем для разговора должно быть не мало. Да и вообще, не привык Московский князь делать всё наспех, не узнав предварительно, что же хотят от него. А поэтому решил с чистой совестью отправиться по своим делам, поручив опеку посланников жене и Фёдору Курицыну.

Вскоре наместник Великого Устюга дал Константину разрешение на проезд, и посольский караван двинулся дальше. Еле-еле успели дойти до Вологды, как ударили морозы. Так что Константин в очередной раз поблагодарил Господа Бога за удачу. В Вологде посольство встретил и принял князь Андрей Васильевич Меньшой, младший и любимый брат Великого Московского князя. Гостили у него не долго, но весело. На застолье Андрей Васильевич не поскупился. Адмирал же, видя такое расположение к посольству, тоже в долгу не остался, отдарился шёлковыми тканями и индийскими саблями. Благо запасы на разного рода подарки взяли с собой с избытком. Уезжая, пришлось оставить одного доктора и два десятка матросов под командованием мичмана Носорогова для охраны корабля. Даже ни сколько его, а пушек, которые разобрали, смазали и аккуратно убрали в трюм. Кроме этого трюм, куда их убрали, заминировали. Мало ли что могло случиться?

Распрощавшись с вологодским князем и оставив на его совести корабль и два десятка матросов, посольство, в сопровождении специально присланных людишек, направилось на санях в Москву. Караван растянулся на целую версту. Кроме адмирала и Афанасия Никитина, все остальные с изумлением взирали на покрытые снегом поля и дороги. А они, добродушно посмеиваясь над детским восторгом своих подчинённых, с блаженными улыбками вдыхали свежий морозный воздух.

Константин первое время приглядывался к московским сопровождающим, которые вели себя с заносчивой горделивостью и чуть ли не лопались от важности. В результате он решил отплатить им той же монетой. Смотрел на них, как на букашек, выказывая при этом холодную надменность и невозмутимость. Подчинённые, глядя на адмирала, вели себя соответственно.

Несмотря на всю важность, москвичи с явным любопытством разглядывали необычные наряды русичей. А посмотреть было на что. Поверх вязанного шерстяного свитера, имеющего высокий ворот, одевался чёрный кожаный пуховик длиною до середины икры и наполненный гусиным пухом. Глубокий капюшон имел оторочку из шкуры чепрачного шакала, которая в свете морозного дня искрилась серебристой лазурью. На ноги матросы надевали стёганные ватные штаны с высоким утеплённым поясом и гульфиком на пуговицах. Обувью служили доходящие до колен кожаные унты, утеплённые мехом всё того же чепрачного шакала. На головах у всех красовались белые мохнатые папахи. Но самым необычным из всей одежды были заклёпочные застёжки и застёжки-молнии на пуховиках. Только не знали сопровождающие, что русичи промучились целый год, прежде чем научились качественно делать такие застёжки, изготовив под них примитивные станки.