Владимир Лошаченко - Русский хан

– Да, дождь идет, а мы на лыжах.

– Хрен с ними, с шубами. Как из дерьма выбираться будем? – спросил Семен, жуя травинку.

– Прикинем кое-чего к носу, и алга.

– Куда алга?

– На кудыкину гору. Ствол спрячь.

Я прокручивал в голове различные варианты.

– Семен, первым делом избавимся от гранат.

Вывинчивай взрыватели.

Скуратов занялся своим арсеналом, я своим. Одну «лимонку» с обломанным взрывателем оставил на всякий случай. Гранаты прикопали в куче металлолома, а взрыватели выкинули по дороге. Пистолеты в кобурах спрятали в свернутые шубы.

– Хан, как мыслишь, мы в Казани?

– Сейчас узнаем. Эй, пацан, это Казань? – спросил я шкета, давившего на педали велосипеда.

– Казань, дяденька, Казань! – и скрылся за углом забора.

Уже легче.

– Что дальше? – не унимался Скуратов.

– А дальше раздобудем местных деньжат, и, если мы точно в тысяча девятьсот восьмидесятом году, мне треба первым делом должок отдать. «Ижак» на мне висит, перед ребятами неудобно. Да и маму увидеть надо, испереживалась, поди.

Так, за разговорами, подошли к автобусной остановке и уселись на лавочку в теньке.

– Семен, твои родители где проживают?

– Так, ить, в Коврове мы жили, в своем доме с большим огородом. А яблони у нас у…

– Слушай, Сеня, я вот что думаю: раз у нас есть возможность, нужно материально помочь нашим родителям и дать им весь расклад на долбаные девяностые годы, чтобы не влипли.

– Точно! Ох, и светлая у тебя голова, Владимир. Только как нам практически все обосновать? Ведь они нас за сумасшедших примут, – приуныл Скуратов.

– Не журись, сынку, придумаем какую ни то придумку. О, автобус! Поехали.

Общественный транспорт минут за сорок довез нас до Центрального рынка. В газетном киоске я отвел глаза продавщице и элементарно стырил две центральные газеты. Я ожидал увидеть нечто подобное, но ведь не настолько. Мне достались свежие «Известия» от пятого июня тысяча девятьсот восьмидесятого года. Получается, здесь прошло всего три дня, как я исчез из сего мира и очутился в тысяча двести тридцать четвертом году от Рождества Христова. В тринадцатом веке провел четыре года, а тут всего ничего. Значит, время тут течет в десятки раз медленней. С одной стороны, неплохо – мама не успела в конец издергаться… Нужно срочно позвонить и успокоить.

А еще у меня прогулы на заводе будут, придется по приезде домой разруливать. Да что я о заводе – там осталась Марьяша с сыном и детишками, Людмила опять же с сыном, Сынок с Малышкой и государство без присмотра, в конце концов. Нет уж, обделываем наши дела и делишки и срочно назад.

Так и сказал Скуратову, он полностью меня поддержал.

Центральный рынок встретил нас гулкой разноголосицей толпы и низкими, с непривычки, ценами. На рынке, первым делом, нашли скупку и избавились от бобровых шуб с папахами – стволы завернули в газеты.

В промтоварном магазинчике приобрели по небольшой спортивной сумке. В укромном месте между киосками уложили в них АПС, прикрыв сверху газетами.

– Теперь ищем дантистов?

– Сеня, у тебя что, зуб заболел?

– А кому мы спихнем наши золотые монетки?

– Скуратов, у тебя от перехода, по-моему, все извилины распрямились. Наши монетки, как ты выразился, миллионы стоят, причем в твердой валюте.

У Семена глаза на лоб:

– Правда, что ли?

– Сеня, ты как дите. За наши монеты любой антиквар или нумизмат душу отдаст и последние штаны в придачу. Сейчас раздобудем советских рублей и в Москву.

– Деревянных, – уточнил Скуратов.

– Не понял, каких деревянных?

– В девяностые годы так рубли обзывали, – пояснил Семен.

– Во как? Нехай будут деревянные, в Москву один хрен ехать.

– В Москву-то зачем?

– А затем, что все большие деньги в столице крутятся. Заодно и доллары приобретем.

– Командир, не пора ли нам «лифчики» снять? Не дай бог, менты прицепятся – лишний шум нам ни к чему.

– Ебть, дело говоришь, по всем кармашкам обоймы… А я думаю, почто на нас все пялятся?

Мы в темпе избавились от разгрузок и запихали их в сумки.

– Пошли в мясной павильон, присмотрим клиента.

Павильон поражал размерами – какого мяса только не было на металлических прилавках, начиная с домашней птицы и кроликов и заканчивая кониной, бараниной и говядиной.

Семен, ностальгически ахал, глядя на цены и разнообразие мясных рядов. Пришлось двинуть его в бок, мол, работать надо, а не клювом щелкать.

Полчаса наблюдения, пара-тройка вопросов к персоналу, и результат налицо. С главным мясником, рубщиком, удалось переговорить во время его обеденного перерыва. Чувствовалось, деньги у клиента есть, и деньги немалые.