Иван Апраксин - Подменный князь

Укрывшись в кустах, я дрожал от холода, но сидел тихо в ожидании рассвета. Тем не менее усталость взяла свое, и уже под самое утро я заснул.

Этой ночью мне ничего не снилось. Я спал и во сне радовался этому. Честно говоря, своих снов я стал побаиваться. Несмотря на то что снился мне отец и то, что он говорил мне, было доброжелательным, сны эти вселяли в меня ощущение тревоги. Я понимал, что некая неведомая сила, перенесшая меня сюда, дает мне инструкции. Сила перенесла меня сюда с какой-то определенной целью, которой я не знаю. И она не оставляет меня в покое, а пытается манипулировать если не мною, то моим сознанием. А появление в снах отца меня нисколько не обманывало…

Проснуться я не мог долго. Постепенно в мой сон вторгались шумы, человеческие голоса, топот конских копыт. Я чувствовал, что пора открыть глаза и сбросить с себя затянувшееся забытье, но никак не мог раскачаться. Когда же пробудился окончательно, то сразу же испугался: прямо по улице, в двух метрах от кустарника, под которым я притаился, шла колонна людей.

Сначала – пешие воины, с красными круглыми щитами за спиной, с копьями и волочащимися по земле мечами в кожаных или деревянных ножнах. Следом – конница, поднимавшая столбы пыли за собой, от которой я сразу стал задыхаться.

Точно определить количество воинов я не мог, но ясно было, что отряд не маленький. В первую секунду я решил, что это мои друзья – северные воины осознали наконец двусмысленность своего положения и решили уйти. Но сразу же понял – это не они. Проходившие мимо меня воины выглядели иначе: их внешний вид и вооружение отличались от того, что я привык видеть у тех, что пришли с Вольдемаром.

Подождав, пока войско пройдет мимо и уляжется поднятая им пыль, я вылез из кустов и побежал к дому Феодора. Сердце мое выпрыгивало от волнения: мне вдруг пришло в голову, что Любава не стала меня ждать так долго и ушла куда-нибудь. А если так, то я могу больше ее не увидеть.

Но нет, мои опасения оказались напрасны. Стоило мне после долгого стука в ворота оказаться во дворе, как Любава бросилась ко мне. Обхватив меня за шею, она повисла на мне.

– Солнышко! – затараторила она без остановки. – А я так волновалась, так переживала за тебя! Милое Солнышко! Где же ты был, где пропадал? Я уж вся извелась, ожидая тебя. Не знала, что подумать. Все, что угодно, могло ведь с тобой случиться. Красное Солнышко, не пропадай больше, а то я совсем с ума сойду…

Ну да, как я мог забыть: ведь Любава считала меня придурком, не приспособленным к обычной жизни. Наверное, по ее представлениям, я мог просто заблудиться или уйти в лес. Или упасть в реку и там утонуть.

Но ее волнение, раскрасневшиеся щеки и блестящие чуть ли не от слез глаза сказали мне о многом…

– Сегодня утром в город вошел большой отряд воинов, – сказал я Феодору. – Ты не знаешь, что это за войско?

Мы шли по улице, направляясь в церковь на богослужение, куда диакон вместе со всеми своими домочадцами пригласил и нас. Так мы и двигались большой группой: впереди мы с Феодором, рядом его сыновья, затем – детишки гурьбой, а замыкали шествие женщины, среди которых была и Любава. На улице вечерело, служба должна была скоро начаться, и диакон спешил.

– Войско? – переспросил он меня и пожал плечами. – Известное дело. Слышал я утром: это новый князь вызвал из Чернигова. Там рать большая, потому что граница. Дальше – мадьярские земли.

– А зачем князю черниговская рать? – осторожно поинтересовался я. – Ему что – мало своей дружины? Вроде войны близкой не предвидится.

– Кто его знает? – недовольно буркнул мой собеседник. – Это не наше дело, а княжеское да боярское. Может быть, новый князь решил сразу в поход идти.

Шел он тяжело, задыхаясь и ловя ртом воздух. Видно было, что Феодору хочется остановиться и передохнуть, но он на самом деле торопился.

– Отец Иоанн сегодня будет большую литургию служить, – сказал он. – С евхаристией. Не знаю, как устою столько времени. Да ничего: Бог поможет.

Потом диакон стал рассказывать мне о том, как сам принял крещение, будучи еще молодым, и как вместе со священником они строили храм и создавали первый приход в Киеве.

– Трудно было, – говорил он. – Все нас боялись, шарахались. Однажды чуть не растерзали прямо на площади. Отец Иоанн вышел на площадь у рынка и стал проповедовать Евангелие и Истинного Бога. Сначала народ спокойно слушал, многие даже интересовались греческим Богом. А потом, когда услышали, что Бог – один и что поклоняться можно только Ему, то сильно обозлились. Ропот пошел, а потом и крик.